– Я буду очень глуп, если упущу этот шанс, – задумчиво произнес мистер Эванс, словно говорил сам с собой.
– О чем вы?
Сердце ее замерло и не билось до тех пор, пока не последовал ответ:
– Я хочу поцеловать вас. – Ричард смотрел на нее в упор, улыбка исчезла с его лица.
Дженевив не знала, чувствует ли она ужас или облегчение. Подумала, что ее собеседник говорит о каких-то более… неблагочестивых намерениях, поэтому поцелуй не показался столь уж страшной перспективой.
– Не можете же вы…
– О, уверяю вас, могу. – Ричард улыбнулся и сделал шаг вперед.
– Не делайте этого! – как-то уж очень жалобно попросила Дженевив и мысленно отругала себя за такой тон.
Он рассмеялся теплым, ленивым смехом, словно кот, уже загнавший мышку в угол, но решивший дать ей еще немного свободы.
– Что ж, тогда поспешите домой, мисс Барретт.
Иллюзия побега: испуганная мышка, большой хитрый кот.
– Вот так просто?
– Конечно. Что может быть проще? – Его улыбка стала еще шире. Ричард отступил к воде и сделал широкий жест в сторону леса. – Возвращайтесь под крылышко викария.
Дженевив гордо вздернула голову.
– Желаю вам спокойной ночи, мистер Эванс, – сказала девушка решительно. Она, разумеется, не доверяла ему, но, похоже, ее отпускали домой невредимой.
Резко отвернувшись, Дженевив зашагала прочь. Смутное ощущение сожаления почему-то поселилось в ней. Трава хлестала по лодыжкам, цеплялась за плащ, как будто пыталась удержать.
Девушка почти достигла подлеска, когда раздался его голос:
– Жаль.
Остановившись, Дженевив обернулась. Мистер Эванс по-прежнему стоял у воды, силуэт подсвечивала луна, словно превращая его в статую из серебра и черного дерева. Еще никогда мужчина не вызывал в ней трепета или хотя бы интереса, но в мистере Эвансе было что-то такое, от чего благоразумие Дженевив испарялось без следа.
Повисло молчание – тягостное, бесконечное. Ночные ароматы пьянили, в траве стрекотали цикады, по воде бежала светлая рябь.
– Жаль? – отозвалась наконец девушка.
Ричард рассмеялся.
– Жаль, что вы такая трусиха, дорогая.
– Не называйте меня так! – рассердилась Дженевив.
– Стоит начать с вами флиртовать, вы бросаетесь наутек под прикрытие вашей рассудительности и холодности. Личный разговор пугает вас. Любая попытка перейти привычные границы заставляет вас пасовать. Вы ведете себя, как старая дева, со своими пыльными фолиантами и вредной кошкой. – Ричард засмеялся. Он говорил мягким, подтрунивающим тоном, лишенным жесткости, несмотря на откровенно обидные вещи. – Как же вы сделаете смелый шаг и опубликуете статью, если боитесь самой себя, Дженевив?
Ричард словно вызывал ее на дуэль. Провоцировал. Заставлял вернуться и совершить необдуманный поступок.
Беги, беги прочь, твердил ее внутренний голос.
– И вовсе я не боюсь! – выкрикнула Дженевив. – Вы говорите о моей работе, но думаете даже не о поцелуях, а совсем о… других вещах!
– Других вещах? Вы боитесь, что за поцелуем последует что-то еще? – Ричард покачал головой. – Клянусь, нет. Вас целовали когда-нибудь?
Боже! Она почувствовала головокружение.
– Мистер Эванс, мне все-таки не шестнадцать! – Ее тон был полон оскорбленного достоинства.
Но, похоже, мистера Эванса было не так просто обмануть. Он знал, что дочь викария неопытна. И теперь понял, что даже более неопытна, чем он думал.
– Какая жалость…
– Жалость?
– Такая красивая женщина – и ни одного поцелуя.
Зато кое-кто видел ее сегодня обнаженной. Дженевив снова залилась краской. Кажется, это было почище поцелуев.
