Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты - страница 7

Катюша негодовала на господъ, но не на него. Онъ не виноватъ, онъ любилъ. Съ каждымъ днемъ она становилась мрачне и непокорне. За невставленныя свчи она нагрубила Марь Ивановн. Она сказала:

– Вы думаете, что отъ того, что вы воспитали меня, то можете изъ меня жилы мотать. Я все таки чувствую. Я человкъ. Сюзетка дороже меня.

Марья Ивановна затряслась отъ злости и выгнала ее. Когда она узжала, Марья Ивановна узнала ея исторію съ племянникомъ. И это еще боле разсердило ее. Она заподозрила Катюшу въ желаніи выйти замужъ за Валерьяна. Катюшу взяли сосдніе помщики въ горничныя. Помщикъ-хозяинъ, человкъ 50 лтъ, вошелъ съ ней въ связь. Когда черезъ 6 мсяцевъ наступили роды, она уврила его, что это его ребенокъ, родившійся до срока, и ее отослали въ городъ. Посл родовъ она вернулась къ нему, вошла въ связь съ лакеемъ. И ее выгнали.

–

Стрлки Императорской фамиліи не были въ дл. Когда они дошли, война кончилась. Они только прошлись туда и назадъ. Много веселаго, новаго пережили молодые люди въ этомъ поход. Везд ихъ встрчали, чествовали, везд ухаживали за ними. Многіе изъ статской молодежи, перейдя на военную службу, продолжали эту военную службу. Но Валерьянъ не остался. Какъ только кончилась война, онъ вышелъ въ отставку и похалъ въ Москву, а потомъ въ деревню.^>26 Пріхавъ въ деревню, онъ тотчасъ же похалъ къ теткамъ. Поэтическое воспоминаніе о Катюш привлекало его. Но Катюши уже не было у тетокъ. На ея мст была Варвара вдова, толстая, здоровая женщина, которую тетки преобразили по своему въ субретку, надвъ на нее фартучекъ и пріучивъ ее къ той же чистот. Былъ тотъ же кофе, т же сливки, та же отдлка всхъ мелочей жизни, но Катюши не было. Когда Валерьянъ спросилъ о ней, Катерина Ивановна начала было разсказывать, сожаля о ней, но Марья Ивановна строго перебила ее и, хмуря свои густыя черныя брови, коротко сказала:

– Разстались. Дурно повела себя.

И взглянувъ на Валерьяна, отвернулась отъ него. Валерьянъ понялъ, что его участіе въ дурномъ поведеніи ея было извстно и что тетки обвиняли ее, а не его,^>27 и ему стало ужасно жалко и стыдно. Онъ вечеромъ вошелъ въ комнату къ Катерин Ивановн, гд она длала пасьяны посл обда. Она думала, что онъ хочетъ погадать, но онъ сталъ распрашивать ее о Катюш. Онъ признался во всемъ тетушк и, распрашивая ее,^>28 постоянно повторялъ:

– Тетинька! Вдь я мерзко поступилъ? Подло. Вдь это подло?

Все, что разсказала о Катюш добрая Катерина Ивановна, о томъ, какъ она скучала, какъ читала Пушкина, стала разсянна, какъ читала «Подъ вечеръ осенью ненастной», ужасно волновало его. На него жалко и страшно было смотрть, когда онъ съ жалкимъ выраженіемъ лица переспрашивалъ по нскольку разъ, какъ все было, особенно то, что мучало его:

– Такъ и сидла молча въ слезахъ? Такъ и сидла и читала? Тетинька, вдь я мерзавецъ. Правда, это гадость? Да вдь надо поправить.

Когда онъ узналъ, что она была беременна, не было конца его распросамъ.

– Да нтъ, не можетъ быть? Вдь это гадость. Да гд