Полное собрание стихотворений и поэм. Том IV - страница 7



Черноволосое отродье!
Еврейка Древнего Египта
Тобой любим я даже вроде,
О, дочка Сциллы и Харибта!

Из окна

Заходит солнце. Дом восточный
Дом генеральский, сильный, прочный
На набережной освещён
Стал бледно-жёлтым, сильный он.
А я, которого квартира
В юго-восток обращена
Слежу с вниманьем командира
На небеса, на времена
Там неба синяя туника
Там пара пятен облаков
Там происходит зло и дико
Общенье бесов и богов
Вниз падает незримый демон
Природа в рёв! Природа в вой!
И мы не знаем точно, где он
Но был визгливый и живой…
Там лапок точки и тире
Там бог клюющий падишаха
И обнажённая, как Маха
У Гойи, стрижена каре
Плывёт Фифи на небосклоне
Лежит, обрублен её хвост,
Бледны её глаза, ладони
Иссечены кнутом корост…
Заходит солнце. Дом восточный
Дом, помещённый над рекой —
Москвой и жёлтый и порочный,
Покрытый солнечной корой.
Послужит местом, где девица
Фифи опустится, вздохнёт
Черноволоса, бледнолица
Через чердак ко мне войдёт…

«От императорского Рима…»

От императорского Рима
В Москве нет ничего, пойми!
Здесь женственность неоспорима
Лишь громко хлопают дверьми,
Но мужественности ноль здесь, Дима!
В Москве как будто бы в улусе
Приземистых сараев ряд
В метро Коляны и Маруси,
Сомкнувшись бёдрами, стоят.
Тот, кто не самка, тот кастрат.
Бездарный город! Монументы
Здесь редкость, если б не Сталин
То изучали бы студенты
Сплошную степь, а Кремль – один.
От императорского Рима
В Москве ну разве что есть МИД
Как храм Змеи, смотри-ка, Дима,
Он над Смоленкою висит.
Степей московских мёрзлый глянец
Мороза неживая гладь
В Москву приедет иностранец
Ну разве только умирать
А не средствасвои влагать…
Прекрасны наших женщин глуби
А вот земля у нас плоха
Шесть месяцев мы ходим в шубе
И нету лоз для коньяка…
Красотки наши безотказны,
Однако, как они глупы!
Мужчины русские бессвязны.
За Геркулесовы столпы.
Глянь внутрь свободных Португалий
Другая жизнь, цветёт лимон
А здесь ни пляжа, ни сандалий
И не танцуют вальс-бостон.

Фифи в Хельсинки

Фифи лежит, во сне я вижу,
С мужчиною большим и рыжим
Под потным этим простаком
И стонет от него тайком…
Фифи раскрыта как тетрадка,
Она забыла обо мне
Там в Хельсинки, под финном сладко
Язык плывёт в его слюне…
Его бесстыдный член в ней шарит!
Её в волнение привёл!
Сейчас ещё разок ударит,
Фифи слаба, ведь женский пол
Настроен на экстаз насилий,
Вот финн ушёл, она одна,
Стук в дверь. Открыла без усилий,
Шеф входит. К шефу, как жена…
Она, нагая, приникает,
А он её меж ног ласкает
И как собачку ставит в позу…
И членом мнёт, мерзавец, розу.
Идёт качание, долбёж…
Фифи, ты и ему даёшь?

Фифи с итальянцами

Вижу я международно
(в злые губки не целуй!)
Что в тебя вошёл свободно
Итальянский красный уй.
Что, его не вынимая,
В задик вдруг вошёл другой,
Что пипи твоя ночная
Вдруг подёрнулась слезой
Что и в ротик твой шершавый
Засадили третий, злой.
Издевались всей оравой
Итальянцы над тобой
Чтоб, униженная, тихо
Ты сидела бы потом
С писькой красной, как гвоздика,
Пахнув спермой и котом.
И тебя по бледной коже
По шарам тяжёлых век
Облизал бы вдруг похожий
На меня вдруг человек…

«Ты любишь твой жёлтый берет…»

Ты любишь твой жёлтый берет,
Ты любишь твой жёлтый берет,
В кафе никого больше нет
Нам танго играет квартет.
В кафе не пришёл никто
Сегодня. Где Жан Кокто?
Где друг его Жан Марэ?
Здесь дело не в ноябре…
Ты любишь твой жёлтый берет
Он лихо, берет, надет
За ним, за окном Paris
Смотри на меня, умри…
Какой же я был молодой…
Сидел там в кафе с тобой
Весёлый и пьяный был,
Твой жёлтый берет хвалил…