– Ты, Сева, в последня время очень часто меня пугаишь. Я тебе утром поисть принесла, супчику моего фирминаво с хлебом, а ты чо? Гнида! Зачем из тарелки с супом сделал палитру?
Зоя Пейот подошла к часам, открыла дверцу, повернула несколько раз ключ взвода, подтолкнула маятник, и нависшую в комнате тишину нарушил равномерный ход. Ход. Затем бой. Ход времени и бой против энтропии.
Время пошло. Ровно, чётко, неумолимо. Тик, а потом так.
Матильда втянула лапы и голову в панцирь, ибо она была опечалена бесцельным ходом времени и обескуражена проделками старой бабки. Сева тоже не мог понять, зачем Зоя ускорила время и почему убрала со стола макет, с которого он творил очередной проект.
За окном светало.
Сева пристально смотрел вдаль и грустно вздыхал. Космопорт Бертран находился в глубине сине-голубого леса, на берегу прозрачно-серого озера с ласковым названием Лабертран, в котором сине-голубыми разводами и оранжево-коричневыми пятнами он и отражался.
Эта планета была одной из многих миллиардов жидких планет с различными видами живых и полуживых существ, которых называли траны, раны и аны. На таких планетах Сева Даль из Фигася в послед-нее время бывал очень часто. Везение, подумаете вы? Ничего подобного. Эти эксперименты были очень опасны.
Азотная атмосфера этой планеты придавала всем растениям и живым организмам оттенки от тёмно-синего до светло-голубого цвета. Изредка попадались бурые и коричневые камни. А чёрные пятна ракетных корпусов, гордо возвышающиеся над просторами планеты, грозным ястребиным взглядом смотрели в фиолетово-бурое небо. Радостный и ярко-кричащий вид планеты не веселил Севу. Было всё так же грустно. Или ещё грустнее.
Висящие в воздухе пятнышки серого цвета изредка перемещались то вправо, то немного левее.
«Птицы, – подумал Сева. – Или мухи…»
Но это были всего лишь листья, просыпающиеся после длительного сна. Они зевали и, пытаясь стряхнуть остатки сна, медленно перемещались то вправо, то немного левее в надежде кого-нибудь поймать и съесть.
Даль смотрел вдаль, но по-прежнему было тоскливо и неуютно, даже немного подташнивало. Грустью взятый в плен, он думал о том, что не может прямо сейчас, в миг желания, увидеть любимые просторы родной страны, родного штата, дистрикта и деревни. Родных и близких тварей: черепашку Матильду и собаку Просто. И не родную, но близкую тварь – Зойку Пейот. Не может увидеть, потому что улетел. Напрочь. И опять становилось грустно, щемило в груди, и он вздыхал. Вздыхал. Вздыхал. Опять тошнило.
Энергетический батут и шпили посадочных площадок космопорта возвышались над поверхностью планеты на десятки километров и издали напоминали огромного белого паука с коричневыми лапами. Он будто пробирался сквозь чащу навстречу к Севе. А того тошнит пуще прежнего, и спазмы уже начинаются.
Дрожь пробежала по коже холодной нервной волной, капли сине-ледяного пота выступили на лице. И Сева вовремя вспомнил, что на открытом воздухе нельзя долго находиться без скафандра, а то посинеешь.
– Я всегда видел то, чего другие не видели; а того, что видели другие, я не видел, – сказал он планете Вила Бертран, надел шлемофон на голову и двинулся в направлении космопорта.
Потому что эксперимент прошёл успешно, и пора было возвращаться домой, к тем тварям, за которых он в ответе. А ещё ему утром на работу.
