Читать онлайн Андрей Коробов - Поломанный Мир 2: Недра

Аштуму чужды монстры. Всякое существо от мира сего встроено в его экосистему. Даже если оно безобразно и на первый взгляд кажется уродливым, не вписывающимся в обыкновенный ход вещей. Есть те, кто ест, и те, кто будет съеден.

Природа тянется к простоте.

Что бы ни познавал человек, он руководствуется собственной картиной бытия. Неважно, каким представляется Мир, Материальным или Равновесным, суть одна. Религия малоподвижна – даже слишком, чтобы достоверно определить явление вне обрисованных рамок. В свою очередь, наука скачкообразна, и если не развивается, то стукается об тупики до лучших времён.

Рано или поздно всякий феномен становится обыденностью. Обрастает фактами, заблуждениями, одновременно дополняя и искажая реальность. И всё познанное единожды вполне может однажды подвергнуться переосмыслению. Так – до тех пор, пока границы познания не достигнут лимитов, заложенных самим Вселенским Разумом.

И ведь в это самое понятие каждый вкладывает своё понимание. Даже боги.

Люди низменны. И люди приземленны. Они являют собой посредственное отражение внеземного, обреченные черпать от него силы, его же питать, но ни за что и никогда не докопаться до истины в первозданном виде. Пантеон ведь на то и Пантеон, что возвышается над материей. Для человека же всё ужасное бездумно сводится к чудовищам.

Животные, обретшие плоть фантомы, себе подобные.

Без разницы, откуда тянутся корни того или иного феномена. Одни монстры жили в Аштуме всегда, другие – явились извне, либо вплетаясь в его биосферу и принимая чужие правила, либо меняя мир до неузнаваемости. Эфир запредельно чуток, и образ, сама Абстракция, неуклонно тянется к плоти, обретая Материю.

Многих монстров люди породили сами, утопая в больных фантазиях на фоне страха перед неизвестностью. Шутка ли, о том даже толком не подозревая.

Здесь не при чем алхимия. Её противоестественные плоды – химеры. В большей или меньшей степени удачные.

Серость – вот колыбель человеческих кошмаров. Лоно, из которого ужас проталкивается через Бреши в Материальный Мир.

Так и сегодня.

Он был не первый в своём роде. Подобные ему исстари заставляли Равновесный Мир содрогаться. В конце концов, настала его очередь.

Чистое порождение давешней больной фантазии. Кто бы ни увидел его в момент помутнения рассудка, жизнеспособный образ пал проклятием на обе половины Аштума.

В эту ночь над Саргузами Брешь горела особенно ярко. И всё равно, часовые замка Вальперга благополучно проворонили появление первого чудовища на свет. Мистическое сияние тихо складывалось в пугающую воронку, из которой Серость исторгала своё дитя.

Живорожденное – перво-наперво наружу высунулась голова. Мальком в привычном человеку понимании тварь назвать не повернулся бы язык. Он оживал созревшим, чтобы однажды найти себе пару и породить уже полноправных обитателей Аштума. Так задумали сами люди, развивавшие пугающий образ когда-то.

Серость отозвалась на это. Но в Мёртвом Городе еще оставались такие силы, которые имели на законы природы собственный взгляд. И не стеснялись калечить Жизнь.

Голова была массивная, даже очень. Прям как у реликта. Но на горизонте случайным свидетелям вполне могла показаться совсем крошечной, незаметной.

Череп венчали шипы, больше походившие даже не на костяные наросты, а на камень. Железная чешуя – и та будто бы вырезана была из камня. Глаза новорожденного оставались закрыты. О первом крике не шло и речи.

Роды проходили неспешно, зато успешно.

Шея, чуть продолговатая, безвольно болталась плетью из стороны в сторону. Следом показалась грудина, крылья, передние мускулистые лапы. Еще спустя некоторое время плоть обрела нижняя половина туловища.

Когда оставался только хвост, Бреши стало на порядок легче. Новорожденный плод сорвался с небес и стал падать мёртвым грузом на землю. Прямо в Саргузы, окутанные моровым туманом. Если кто и уследил за тем, глазам своим не верил.

Падение не назовешь мягким. Веса в малыше хватило бы разрушить и крепость. С четверть квартала в Деловом Районе попросту разнесло напрочь. Грохот поднялся неимоверный, распугивая редких спящих. Пыль потонула в отравленной взвеси. Между тем само существо и ухом не повело. И не двигалось, и не дышало, что твой труп.

Умерло, не успев и родиться? Если бы. Всему своё время.

Ото сна, длинною в вечность, младенца пробудила враждебная окружающая среда. Но совсем не этого он ожидал, воплощаясь на южном краю Илантии. Это не воздух окутал его громадное тело, а жгучая взвесь, подобная кислотному облаку.

Его панцирь неуклонно деформировался, остеодермы грубели. Шероховатость их проявлялась только больше. Чешуя трескалась, и сквозь медленно рвущуюся кожу мелкими ручейками просачивалась кровь, кажущаяся в белой мгле абсолютно чёрной.

Такой же чёрной, как обсидиан, подарившей цвет самому телу.

Монстр инстинктивно открыл глаза, и в этом крылась его роковая ошибка. Два янтарных огня тут же схлопнулись. Пасть, наоборот, раскрылась. Он ревел от несусветной боли, вяло дёргая лапами в жалкой попытке перекатиться, убраться из ядовитого мрака, пока не поздно. Ещё как поздно – стало так, едва кожи его коснулся моровой туман.

С самого рождения обсидиановый дракон был обречен погибнуть здесь. Ему никогда не обрести своё место в Герцогстве Ларданском. Не найти пару, не продолжить род. Крылья его – два багровых перепончатых паруса – разъест и превратит в тряпье.

Разложение постигнет голосовые связки, лишая его первостепенного оружия, сверхзвукового крика, перед которым не устоит ни одна крепость, ни одна гора.

От него останутся только кости. Печальный, скоропостижный итог, что вписывается в замысел Смерти, как литой.

Тень скользнула в тумане, приближаясь к гибнущему, беспомощно вопящему чудовищу. Некоторые легенды умирают в зародыше. И не все трупы годятся в служение высшей цели. Лишь иногда мучительная погибель влечет за собой славное перерождение.

Пращур не спешил проявлять милосердие. Стоял, улыбаясь, и наблюдал. Подбородок склонил чуть к груди, при этом капюшон полностью скрывал его лицо, бледное, как мел. Губы пересохли, отлипли друг от друга с боем, являя зубы, что складывались в плотоядный оскал.

Богу Смерти агония обсидианового дракона доставляла удовольствие поистине эстетическое. К погибели порождения Серости он относился несколько иначе, видя потенциал в конечном облике громадного ящера. Вопли создания складывались в дивную музыку для ушей Прародителя. Гибель плавно перетекала в Жизнь.

Для одних этот факт – парадокс, а для других – данность. Воля неуклонно ведет к Хаосу, тогда как её полное отсутствие обеспечивает абсолютный Порядок. Таков залог победы Прародителя в негласно начатой войне, залог спасения от Апокалипсиса, уготованного если не Вселенским Разумом, то Седьмой Луной. И если не Седьмой Луной, то угрозой, что кроется на её темной стороне.

Кто бы что ни говорил, война – дело бесчестное. Хотя бы потому, что ползет к финалу сквозь боль и гибель стольких, виновных и невинных. Это единственная причина, по которой тут все средства хороши.

Руки Прародителя показались из-за одежд и пустились в пляс. На кончиках пальцев концентрировался дымно-серый эфир, складываясь в некромантию.

Отец признал своё новоявленное дитя. И он сказал:

– Ты подойдешь мне.

– И сколько мы так идём? – жалобно заговорила Джада, еле перебирая ногами. – Такое странное чувство. Как узнать под землей, день сейчас или ночь? Мне спать одновременно и хочется, и не хочется. Это. Просто. Сводит. С ума!

      Голос её звучал несколько иначе на той глубине, что они обходили нынче. Более густым казался.

Дуновение ветра давно пропало. Воздух казался застоявшимся. Со временем стал даже тёплым, будто где-то рядом подземными реками текла кипучая лава. Исключать этого не стоило, что пугало вдвойне.

Клаустрофобия отступила, оставляя рассудку Флэя поле для ясного мышления. Но Альдред шёл молча и бездумно. Для него всё сводилось к пресловутой пословице: не буди лихо, пока оно тихо. Наследник Сокофона лишь купался в холодном свете лантернума. Грибы росли здесь, как на дрожжах. Слова брюнетки вырвали его из сладкой неги.

Всё-таки он понимал, о чем она толкует. Лучше, чем хотелось бы.

– Значит, у тебя также? – усмехнулся он угрюмо. – Ничего удивительного. Прошли мы уже немало, и до сих пор даже не остановились покемарить.

Да, так и есть. Они шли сквозь россыпи светящихся грибов. С тех самых пор, как обнаружили себя в западне. В Недрах под Ларданским хребтом. За неимением иного выбора, естественно. Аппетит и жажду отбило гнетущее чувство фрустрации. И как рукой сняло сон. Только и остался стресс, точивший их, что вода – камень. Капля за каплей.

Не поесть было нельзя. Прямо на ходу жевали солонину, запивая разбавленным вином. Запасы их за раз резко истощились. И кто знает, когда они восполнятся вновь.

Периодически они покидали места произрастания лантернумов, поглощаемые непроглядной тьмой. Спутники не могли сказать наверняка, подстерегает ли их здесь бесплотный убийца, провоцирующий мгновенную детонацию. Так что огней не зажигали. Рвать грибы и ходить с ними, сказала Джада, бессмысленно. Мигом тухнут. И проку с них никакого, хоть убей.

Жителям поверхности в Недрах приходилось туго. Также туго, как рыбам, выловленным из воды на берег. Их уже постигла агония. Агония, разворачивающаяся в пространстве и времени.

– Есть у тебя часы? – заговорила Верде немного погодя опять. – Хоть время глянуть, пока мы рядом с грибами.

– Ха! Правда, что ли? – Альдред оставался неумолим. – Даже если бы они были, ничем они тебе не помогли бы. Время тут не играет совершенно никакой роли.

– Всякому человеку нужно на что-то опираться, на что-то надеяться… – возмутилась брюнетка. Она и сама неоднократно пожалела, что связалась с Альдредом.

Надо им было разойтись ещё тогда, в загородном имении феодала. Целее была бы. Забоялась, потянулась к силе, которую Флэй доказывал из раза в раз, оставаясь в живых, оставаясь триумфатором, пусть и в ранах. Это подкупало, и это обманывало. Теперь уже поздно. Уже некуда разбегаться, ведь нет углов. Их залог выживания – в кооперации.

Удача отвернулась от них. Ведь они здесь. Нигде.

Брюнетка упустила одну простую истину из виду: с Киафом опаснее. В разы.

Он – порох, который вспыхнет от одной искры.

Несносный характер Альдреда как бы намекал на это. Наследник Сокофона заявил:

– Раз так, надейся только на себя. Всё остальное – дело неблагодарное.

– Чтоб тебя!.. – прошипела Джада, чуть отстраняясь от него в сторону.

Давление туннеля резко охватило и её саму. Негде ей разминуться с Киафом. Какая же она всё-таки дура: очередной мужчина в её жизни неумолимо повлек за собой очередной крах. Выходит, это её проклятие. И возможно, сработало оно в последний раз.

– Ты не дуйся, – вдруг смягчился Флэй, играя на контрасте преподносимых эмоций. – Просто делай, как я, и всё будет в порядке. Вот увидишь.

– А ты сам-то в это веришь? – буркнула Верде. И всё же, пыл охладила.

Киафа Снов спровоцировали всё-таки на тяжелые думы. Замечательно. В груди тут же заломило. Его настигла злоба, до сих пор запечатанная в самых отдаленных закромах души. Мало-помалу она перетекала в немую ярость, которая сжигала Альдреда изнутри.

Враг – истинный враг – оставался в тени. Но кем бы он ни был, Флэй принимал этот выбор. Он отказывался подыхать в Недрах, ибо не для того прошёл весь этот путь, чтобы пасть и не встать на полпути к свободе. Коли надо, будет рубить, резать, рвать зубами, давить в кашу. Любого! Но выберется обратно на поверхность. Своего добьется.