«И все-таки она благородных кровей», – подметил егерь, едва окинув ее беглым взглядом. Жаль только, эта сеньорита совсем растеряла аристократические манеры.
Винить её не в чем. Даже самый приличный из людей в Ларданах соловьем бы запел, если бы дожил до нынешних деньков.
Девчонка всплеснула руками, являя себя чужаку. Прошла к проему двери, уткнулась в него спиной и скрестила руки на груди. В неудовольствии резюмировала:
– Если так лучше…
Йенс улыбнулся ей, выражая признательность:
– Определенно, лучше.
– Тогда выкладывай. – Выжившая поджала губы. Разумеется, была нетерпелива.
Упрашивать вервольфа дважды не пришлось. Он выложил всё, как есть.
Деталей он, разумеется, никаких не знал. Оперировал, в первую очередь, своими домыслами. Ведь мертвецы историй не рассказывают. У Йенса для девчушки имелось только то, что он видел, и козырь в построении аргументации.
– По-твоему, – начала отроковица, держась довольно враждебно. – Моих родителей больше нет в живых? С чего бы тебе так считать?
Как и всякому ребенку, ей претило даже просто допустить гибель матери с отцом. Она все еще своим умом и сердцем была чересчур юна. Но перемены в жизни сглаживали углы: быть может, эта девчушка еще до встречи с Йенсом начала догадываться о безвозвратном уходе родных.
Настал опасный момент, на самом деле. И Крёгер гадал про себя, что в собеседнице окажется сильнее – трудный возраст или адаптация к новой реальности, где люди гибнут на ровном месте. За себя Йенс не беспокоился: с него все, как с гуся вода. А вот девчонка перед лицом неудобной истины могла совершить любую глупость. Любую.
– Я никогда не спешу с выводами, девочка, – строго предупредил Йенс. Был холоден, как лёд. – И я знаю, с какой тварью столкнулся там, на перекрестке. Знаю, как она завлекает людей. Как убивает. Что делает с телами. Шансы, что твои родители еще где-то там, призрачны. Ты можешь сходить и сама проверит, что и как. Будешь на перекрестке к позднему вечеру.
– Нет, – качала головой та. – Не могу.
«Твои проблемы, значит», – подумал егерь. Но вслух этого говорить не стал.
Просто продолжил мысль.
– И я бы ничего не заявлял, если бы не обнаружил в паутине… это.
Крёгер явил взору собеседницы пистолет с колесцовым замком лишь сейчас. На бедняжке не было лица. Видать, козырь сработал, как надо. Еще миг назад она надеялась, что егерь просто-напросто врёт, лишь бы дорваться до съестных запасов. Ситуация перевернулась с ног на голову одномоментно.
Всё-таки вервольф не брешет. Её родителей больше нет.
Перевертыш передал памятный предмет собеседнице. Та взяла его в руки, принялась крутить и вертеть, изучая. Сомнений быть не может, это их, семейный.
Отроковица поджала губы, уставившись куда-то сквозь егеря. Да, Йенс прекрасно знал, что это за взгляд. Ей очень хотелось зарыдать, ведь ком от утраты подступил к горлу, и лишь сила воли, через титаническое подавление самой себя, не давал её эмоциям излиться наружу, не давал девочке очиститься душой.
– Мне жаль. Искренне, – сказал Крёгер, нисколько не лукавя. – Я тоже терял близких. Тоже по вине чудовищ.
– Я же говорила им, сами спокойно дойдем. Телега, битком набитая людьми, дорогу не ускорит! – сокрушалась выжившая, общаясь будто со своим отражением.
– Ты так и не уточнила, зачем вообще они пошли к тому перекрестку, – напоминал Йенс, прерывая её полубредовое состояние.
Девчушка опомнилась. Еле заметно вздрогнула и поглядела на егеря, вскидывая бровь. Прояснять положение вещей больше ей хотеться не стало. Но жизнь расставила фигуры на доске так, что по-другому уже никак.
