– Ты глянь-ка! Ещё работает, – крикнул кто-то.
Лазаритка едва услышала незнакомца сквозь беспамятство. Сложно было сказать, сколько она так провисела с вывихнутой отёкшей лодыжкой и поломанными рёбрами. Девушка засипела, вяло пытаясь проморгаться: перед глазами будто стояла густая пелена.
– Меня больше удивляет, что в ловушку попал не кто-то из наших «мышек», – громко усмехнулся другой. – Не успели досюда дорваться, стало быть… И пусть. А добыча-то у нас как по заказу!
Лазаритка хоть и слышала переговоры душегубов, едва ли понимала, о чем те говорят. После хлёсткого и внезапного ушиба в ушах у неё до сих пор позвякивало. Голова трещала так, будто в ней закипал мозг.
С расшибленного лба вниз до сих пор капала кровь. Девушка была бы и рада пошевелиться, выгнуться, но её уже «растянуло».
Любое напрасное движение вызывало скрипучий спазм в спине. Ей только и оставалось, что постанывать да мычать, как корова.
– Неплохой у неё скарб, скажу я вам, – пробормотал третий, потроша упавшую сумку. – Такое добро в одном месте не насобираешь… Серьёзная девка, видать. С характером. И выживать умеет. Чур, ее шмотки мои.
– Сказал – забрал, – поддакнул кто-то из них. – Стилет будет мой. Мне нужнее.
– Тогда я заберу её саму себе, – вздыхая, подытожил последний запоздало. – Если, конечно, позволит глубокоуважаемый Вождь…
Живодёр посмотрел на Жаклин, вглядываясь в заляпанное грязью и кровью лицо. Он осклабился, обнажая чистые белые зубы. Молод и привлекателен, однако взгляд его был жадный, голодный. Известное дело, зачем ему девушка. Для него Азема – просто вещь.
Трофей.
Второй похлопал похотливого товарища по плечу:
– Полно тебе. Да, женщин много не бывает, – говорил этот бородач, более спокойный, зрелый, но точно такой же. – В Коммуне будут только рады свежему мясцу. Но эта краля – моя. По праву старшинства. Руби трос. Улов у нас сегодня на редкость богатый. Надо успеть возвратиться до полудня.
Новое приобретение тут же пустили в дело. Стилетом подрезали верёвку, и Жаклин рухнула вниз, как мешок с конским навозом, получив пару новых лёгких ушибов и серьёзных гематом в придачу.
Было так больно, что девушка нашла в себе сил только на всхлип.
К ней подошёл один из мародёров. Она посмотрела на него. Окружающий мир в её глазах плясал, будто у пьяного.
Стоявший за бородачом предупредил:
– Побеспокойся о товарном виде…
– Я знаю, что делаю, – беспечно ответил тот и впечатал в лицо Аземы сапог.
Её глаза открылись. Она потеряла сознание еще вечером, когда в пустыне стремительно вступает в свои права ночь.
Та еще длилась. Или прошли уже сутки? Было неизвестно.
Разглядеть перед собой что-либо по первой не представлялось особо возможным. Лишь смутные очертания решетки – вот, что заметила она сквозь мутную пелену. Моргнула. Взор очистился немного, зацепился за источник света в отдалении.
Костер, стало понятно. Стояла тишина, и было непонятно, собрал ли огонь возле себя кого-либо из похитителей.
Голова гудела. Тело пронизывала тупая боль. И узница ржавой передвижной тюрьмы не могла не застонать. Она возвестила тем самым, что пробудилась.
Напрасно.
Ушей коснулся хруст песка под чьими-то сапогами. Тёмная фигура сторожила сон пленницы, и теперь подошла поближе. В полумраке блеснули два глаза – белесых совершенно, мутных. Нет, это не кадавр уж точно. Кто-то из охотников на людей.
Он просунул свои лапищи в промежутки решетки, устраиваясь поудобнее. Чувствовал и вел себя, как хозяин.
