Вера встала на ноги, отряхнулась от травы и стала быстро надевать кеды. Она так ловко наклонялась и выпрямлялась, невольно демонстрируя Мирону стройные ноги, аппетитные бёдра, полную грудь, что его сон улетучился. Желание прогуляться с Верой по территории увлекло его с той же силой, что и мысли о её необыкновенной привлекательности.
9. Глава 9
Мирон и Вера вышли из-под навеса и пошли на звук тихого ржания.
За территорией базы отдыха в окружении плотной лесополосы стояла небольшая конюшня с несколькими стойлами внутри. Мирон сразу заметил, что финансирование слабое, должного внимания ни лошадям, ни условиям их содержания не уделяется.
Служащий конюшни – парень с закатанными до колен штанинами драного трико с ведром в руках вывел из стойла темно-коричневую лошадь. Та хоть и была не ухожена – хвост весь в колтунах и грива потрёпана, в репейнике, но шагала с достоинством арабского скакуна. Выправку этих грациозных животных ничто не испортит. Видно, что её недокармливали, но не обижали и не использовали для тяжёлого труда.
Парень провёл лошадь через небольшое поле загона и привязал её в углу в тени деревьев, взял ведро и ушёл. Вера тут же подошла к изгороди, склонилась под одну из жёрдочек и заглянула лошади в морду.
— Какая красавица!
— Осторожнее, она может быть агрессивной,— тронул женщину за плечо Мирон, и сам неравнодушно рассматривая животное.
— Ну что ты?— ласково улыбнулась Вера.— Когда к ним с любовью, они чувствуют… Ты же чувствуешь, лапушка?
Лошадь спокойно развернулась к Вере и бесстрашно ткнулась носом в её хрупкую ладошку.
— Вот она, моя хоро-о-шая!— нараспев умилительно проговорила Вера и прислонилась лбом между глаз животного.
Мирон тоже положил ладонь на шею лошади и погладил. Та отозвалась тихим довольным фырканьем и потёрлась мордой о его плечо.
— Жарко тебе, красавица?
— Невероятно красивая лошадь, как из сказки, да?— восхитилась Вера, разглядывая ту.— И ласковая…
— Арабская лошадь. Одна из самых изящных пород,— Мирон с любовью похлопал животное по холке, вспоминая, что несколько месяцев не был у своего жеребца, содержащегося в частной конюшне.
А ведь Ахмат так привязан к нему, и столько удовольствия получают оба, когда проводят время вместе. Он вспомнил, какая у питомца шелковистая шерсть, как тот любит тыкаться мордой в его затылок, как просит задержаться, не давая пройти к выходу, когда уже пора прощаться. Как много он пропускает, будучи занят работой… А отдых – вот он, в таких простых вещах, и не нужно искать уединения в горах.
— Жеребята у этой породы очень трогательные… Как игрушки,— вдохновлённо вспомнил Мирон.— Их часто снимают в детском кино из-за характерных черт… Детям нравятся…
— Я ничего не знаю о лошадях, – смущённо повела плечом Вера, – но я от них в восторге. Это такое удивительное животное... Даже не могу представить, что их забивают на мясо...
Она передёрнулась и потёрла предплечья, покрывшиеся гусиной кожей. И лошадь тоже, будто возмущённо фыркнула.
«Какая впечатлительная и ранимая»,— подумал Мирон. Редко он сталкивался с такой непосредственной искренностью, чистотой и вдохновлённостью простыми проявлениями жизни. И сам давно не различал этих красок, которые при его обычном ритме и не разглядишь – ускользают под напором сурового бизнеса и делового цинизма. А приятно окунуться в ничем не замутнённое, не озабоченное состояние.
— Все-таки природа – это великий лекарь,— задумчиво произнёс он, вынимая колючки из запутанной гривы лошади. И улыбнулся, когда та отзывчиво потёрлась о его бедро мордой.
