– Извини?! – Глеб подался вперед – ему показалось, что он ослышался.
Стариков откинулся на спинку кресла, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Кот, говорю. Жирный такой котяра.
Звоницкий задумался. Он слышал о таких казусах. Любимым животным оставляли состояния и даже заводы. Одна британка вообще вышла замуж за двух своих котов и даже ухитрилась как-то юридически это оформить…
– Ну, рад за кота, – усмехнулся он. – И что дальше?
Стариков отложил сигару и очень серьезно произнес:
– Дело в том, Глебушка, что мы с этим котом теперь не чужие. Проживает эта животина здесь, в нашем городе. «Томкинс и сыновья» прислали своего поверенного, чтобы тот удостоверил подлинность животного. Что и было проделано. Теперь британцы отбыли в свой туманный Альбион, а вашего покорного слугу, – шутливо поклонился адвокат, – оставили на непыльной должности. Я буду вести дела фонда «Феликс» на территории Российской Федерации.
Звоницкий с минуту посидел, переваривая услышанное. Наконец спросил:
– Что это еще за фонд «Феликс»?
– Феликсом зовут котяру, – пояснил Стариков. – Кличка по-латыни означает «счастливый». Учитывая обстоятельства и то, каким местом к животине повернулась фортуна, имечко ему выбрали правильно…
– Ну поздравляю! – пожал плечами Глеб. – А при чем тут я? Нужно осмотреть кота?
– Да нет же! – отмахнулся Илья. – Кота уже смотрели, его подлинность удостоверена юристом из «Томкинс и сыновья». Он даже ветеринара привез с собой! Как будто наши ему нехороши… Кот тот самый, правильный…
– Что значит – тот самый?
– А то и значит. Феликс, порода сибирская, раньше принадлежал сестре покойной. Та тоже недавно скоропостижно скончалась.
– Слушай! – вскинулся Звоницкий. – Что это за эпидемия вокруг кота – одна старушка умерла, за ней другая… ты подозреваешь, что дело нечисто?
– Да нет! Одной старушке было аж сто лет, другой вообще сто два года… Что здесь может быть нечисто?!
Глеб придвинул кресло поближе. Он уже понял, что домой сегодня попадет в лучшем случае к утру, так что стоит провести время с пользой. К тому же история с котом его действительно заинтересовала.
– Что, зацепило? – блестя глазами, поинтересовался Стариков.
– Давай, не томи. Изложи подробности.
– Слушай, может, кофе? – оживился адвокат. – Все равно у меня бессонница…
Пожилая дама в кружевном переднике принесла им кофейник на серебряном подносе, чашки, тростниковый сахар и еще какие-то восточные сладости – рахат-лукум, что ли. Стариков подождал, пока она покинет библиотеку, отхлебнул ароматной темной жидкости и начал рассказывать…
Баронесса Александра Фелициановна Баух, урожденная Срезневская, происходила из старинного, но небогатого рода. Ее отец был потомственным военным, генералом белой армии. У него было две дочери – Александра, старшая, и Лидия, младшая. Сашенька Срезневская как раз начала брать уроки балета, когда грянула революция.
Разумеется, генерал отправился воевать против красных и вместе с остатками отступающей белой армии оказался за границей. Сначала Харбин, потом Париж… Генерал делал все возможное, чтобы вырвать из большевистского плена семью. Наконец, уже в 1921 году, ему это удалось. Доверенный человек привез семье генерала, которая бедствовала в Петрограде, денег на дорогу. Он должен был сопроводить обеих девочек, их мать и няньку в Чехию, а оттуда в Париж. Но в ночь перед отъездом младшая девочка заболела тифом, а от нее заразилась и мать. Везти их, лежащих в жару, за границу было подобно убийству. Но доверенный человек не мог ждать – его в любую минуту могли схватить.
