Не просто опасный. Для многих, даже полуночных колдунов, – чудовищный в своей сути, извращенный. Ритуал рождения, крепко связанного со смертью.
– Хорошо подумала? Из мертвого чрева может родиться лишь мертвое дитя.
– Думаешь, я этого не знаю? – прошипела Бадо́. – Делай, как я велю, если хочешь получить свободу.
Карман стрельнула в нее острым взглядом. Старуха-ведьма не боялась Бадо́, несмотря на всю ее силу и древность – сама и древнее, и сильней. Однако они обе понимали, что Карман у Бадо́ на крючке. Быть запертой в Юдоли Хаоса более четырех столетий – жестокое наказание. Ведьма жаждала солнечного света, тепла и полноценной жизни среди людей. Осуществить последнее могущество ей позволяло… осталось только проникнуть в мир живых.
Старуха шепнула что-то одному из сыновей, и он, торопливо кивнув, ринулся к растущему неподалеку дереву. Попытался отломать от него тонкую ветвь, но кора в тот же миг покрылась шипами. Сын Карман жалобно заскулил. На землю потекла багряная, едва ли не черная кровь. Бадо́ жадно впилась в нее взглядом. А ведь она думала, что порождения мира теней – и сами не больше чем тени. Столь же эфемерные, призрачные, бесплотные. Но нет, плоть у них все же была, пусть и слишком мертвая для того, чтобы считаться человеческой.
Второй сын Карман бросился первому на подмогу. Места для разума в их безволосых темных черепах не нашлось. Бадо́ убедилась в этом, когда и он попался в ловушку брата. Теперь он скулил, пританцовывая на месте, словно от боли, и прижимая раненую руку к безгубому провалу-рту.
Бадо́ раздраженно закатила глаза, но Карман лишь умиленно улыбалась, словно волчица, наблюдающая за возней щенков. Ведьма протянула руку, по которой заструилась темная энергия, и дерево разом иссохло.
Без сомнения, то было не просто дерево, а очередное порождение теней в известном живым воплощении. Карман забрала его силу, лишив возможности выпускать когти-шипы. Даб, Дотер и Дэйн радостно накинулись на дерево, обрывая ветвь за ветвью, и бросились к матери с добычей.
Она взяла все, что ей принесли, и погладила по голове каждого из сыновей. Каждому шепнула ласковое слово.
Бадо́ виделось нечто противоестественное в такой близости ведьмы с порождениями теней. Однако ей вспомнилась Каэр и Ловец Снов, которого та называла сыном. Очередное порождение, хоть источником его была рассветная сила. Объединяло двух таких разных ведьм и «матерей» одно: опустошающее, убивающее изнутри одиночество.
Карман разломила ветвь пополам и, словно стилосом[6], хранящим в себе следы первородной полуночной магии, принялась чертить на земле загадочные знаки. Часть из них Бадо́ узнавала, часть была ей смутно знакома, остальные же она и вовсе видела впервые.
Земля отзывалась на оставленные на ней знаки странным влажным причмокиванием. Вихри полуночной силы стягивались к двум древнейшим ведьмам. Воздух из-за перенасыщения магией становился густым и плотным. Будь здесь Морриган, задохнулась бы от бьющего в ноздри и заполнившего легкие до отказа запаха полыни.
Знаки шли по кругу. Во внешнем кругу – по часовой стрелке, во внутреннем – против часовой. В середине той же веткой Карман выкопала небольшую ямку и велела сыновьям ее вспахать – загрести оттуда столько земли, сколько смогут. Они бросились выполнять ее поручение, затоптав по пути половину начертанного.
Бадо́ зашипела сквозь стиснутые зубы, раздраженная столь небрежным отношением к ритуалу. Однако Карман лишь посмеивалась, наблюдая, как сыновья выгребают черные комья из ямки руками, будто оголодавшие псы в поисках зарытой в саду кости.
