– Довольно меня пугать!
Удинаас зашагал к берегу. Позади тянулась длинная, жутковатого вида тень.
На береговых камнях лежал толстый слой песка, нанесенного прибоем. Кромку воды окаймляли пряди водорослей вперемешку с тиной и морским сором. За песчаным барьером начиналось углубление, заполненное галькой и камешками покрупнее.
– Где искать? – спросил летериец.
«Среди камней. Пройди еще немного… шага два. Нет, три. Да, это здесь».
Удинаас наклонил голову, глядя себе под ноги…
– Что-то я ничего не вижу.
«Копай. Не тут, левее. Отодвинь те камни… А теперь еще и вот этот. Копай… Глубже. Ну, давай вытаскивай».
Обыкновенный кусок камня, только заостренный с одного конца… Хотя вроде бы нет. Не камень, а что-то железное, успевшее покрыться наслоениями.
– Что это такое?
«А это, раб, наконечник стрелы. Сотни тысяч лет продвигался он к этому берегу. Чего только за это время не происходило! То прилив изменится, то ураган налетит совсем с другой стороны».
– Сотни тысяч лет? Да никакое железо столько не выдержит.
«Простое железо, не закаленное магией, давно бы рассыпалось в прах. Но перед тобой совсем иной металл, раб. Он не желает подчиняться врагам. Ты счистишь с наконечника все чуждое, а потом оживишь его».
– Зачем?
«На то у меня есть причины, раб».
Услышанное вовсе не обрадовало Удинааса, и тем не менее он убрал окаменевший наконечник в сумку. После чего спешно вернулся к оставленным сетям.
– Я не собираюсь быть рукой твоего возмездия, – пробормотал он, вновь берясь за работу.
Из камней донесся громкий смех Сушняка.
Над низиной стлался дым. Его струи цеплялись за темные верхушки деревьев и постепенно таяли.
– Похороны, – сказал Бинадас.
Серена Педак молча кивнула. Бурь в последние дни не было, да и пожар в мокром от дождя лесу вряд ли мог вспыхнуть. Тисте эдур сооружали нечто вроде могильника, который обкладывали со всех сторон, превращая его в погребальный костер. Покрытый монетами труп прожаривался, словно глиняная фигурка. Камни могильника раскалялись докрасна. Среди языков пламени плясали духи Тени, устремляясь вверх вместе с дымом. Завершив ритуал, люди уходили, а призраки еще долго витали над местом сожжения.
Серена вытащила кинжал и принялась счищать с сапог комки налипшей глины. В этой части горного хребта погоду определяли ветры с моря, принося нескончаемые дожди и окутывая местность пеленой тумана. Вся одежда на женщине разбухла от влаги. За утро тяжелые повозки трижды кренились, угрожая опрокинуться. Одному нереку это стоило жизни: несчастный попал под колесо, и железный обод сплющил его.
Закончив чистить сапоги, аквитор обтерла узкое лезвие кинжала и убрала оружие в ножны.
Настроение у всех было мрачное. За минувшие два дня ни Бурук Бледный, ни три его наложницы-полукровки ни разу не высовывали носа из повозки. Однако спуск завершился. Впереди лежала довольно ровная местность, простиравшаяся до самой деревни Ханнана Мосага.
Бинадас следил, как последняя повозка съезжает со склона. Серена видела, какое нетерпение овладело тисте эдур. Как-никак в его деревне кто-то умер, и это не могло не беспокоить Бинадаса. Халл Беддикт оставался внешне абсолютно невозмутимым. Он погрузился глубоко в себя, словно бы приберегая силы на будущее. Возможно, он вел скрытую битву с самим собой, пытаясь удержать пошатнувшуюся решимость. Раньше Серена без труда определяла, в каком Халл настроении, но сейчас утратила способность. Суровое выражение, не сходившее с его лица, за столь долгое время вполне могло превратиться в маску.
