Полвека – как мгновение, или Ещё 50, пожалуйста! - страница 8

Я предложил «Карл и Фридрих», и не то, чтобы я так любил марксизм, просто имена ассоциировались с немцами и были на слуху семьдесят лет до этого. Мише идея понравилась настолько, что он до сих пор пытается выдать ее за свою, но хоть мы оба знаем, как было на самом деле, я особо не спорю.

Кстати, еще лет пять после открытия нас спрашивали, кто из нас Карл, а кто Фридрих, несмотря на то что на эмблеме ресторана нарисованы ярко выраженные Маркс и Энгельс – один в баварской шляпе и в поварском колпаке другой, ну и конечно, у обоих бороды лопатой, как и положено.

Кстати, мода меняется, и могли ли мы подумать тогда, в 2002-м, что хипстеры сделают бороды модными?

Дальше была большая долгая работа, мы взрослели, старели, случались взлеты и неудачи; мы открыли еще несколько ресторанов и один летний клуб, построили «Русскую рыбалку» в Комарово с тремя прудами, открыли самую большую пивную в Петербурге, а может, и в России и провели туда суслопровод из «Карла и Фридриха», но об этом как-нибудь потом, придет время, когда я дорасскажу эту историю.

Мы работаем, а значит, это не конец. Продолжение следует, господа!

Вы детстве когда-нибудь терялись? А я два раза. Вернее, меня потеряли или даже, можно сказать, забыли.

Нет, никакого злого умысла не было. Мои родители меня очень любили, а я их, но они тогда были моложе, чем я сейчас, поэтому мысли их были заняты не только детьми, даже, думаю, в основном не детьми, вот меня и забыли. Один раз в общественном туалете, а второй – на Красной площади в Москве. Забавно, да?

Только не надо проводить никакие параллели. Никакого подтекста. Просто так получилось, и все.

Первый раз это произошло, когда мне было шесть лет и я впервые с мамой и бабушкой поехал на Черное море. Там в поселке Айданиль мы сняли маленькую комнату с еще более маленькой верандой у поварихи из детского сада. «Удобства» располагались во дворе. Причем одно удобство на несколько дворов. Деревянное здание с бетонным полом и дырками в нем. Между дырками перегородки. Вот, собственно, и все.

Мама или бабушка водили меня туда по большой нужде, а по малой никто вообще не заморачивался. Надо сказать, что ребенком я был умным, но умел не всё. В это «не всё» входило завязывание шнурков бантиком – но, слава богу, на юге на шлепанцах они не нужны – и правильное использование газеты по назначению. Ну не умел! Наверно, уже все умели, а я нет. Почему, я сейчас, пожалуй, не смогу объяснить.

Со шнурками-то еще понятно, а вот с газетой… Хотя я умел делать значительно более сложные вещи: вырезать ножом мечи и кинжалы, по-настоящему перебинтовать порез, предварительно намазав йодом; мог делать кораблики и вертушки из бумаги и многое другое, но не это. Так вот, однажды мне приспичило, и мама отвела меня в туалет.

Было это после того, как мы пришли с моря и пообедали. Дойдя до туалета, мама вспомнила, что газету она забыла в комнате. В общем, она оставила меня над дыркой, а сама ушла и, видимо, устав после моря и на что-то отвлекшись, про меня забыла. То есть забыла меня в сортире. Но я еще про это не знал. Я спокойно сделал свои дела и стал ждать, когда придет помощь, а она все не шла.

Надо сказать, что находиться в 30-градусную жару на юге в общественном сортире – то еще удовольствие. Глаза щиплет то ли от хлорки, которую в целях дезинфекции не жалели, чай не творог, даже на халяву много не съешь, то ли от иных запахов – полдеревни сюда же ходят, да еще курортники, проходящие мимо, заскакивают. Но сейчас я один, все как вымерли – послеобеденный кейф, блин! Только мухи жужжат. И вот когда у меня затекли ноги сидеть на корточках, я понял, что надо искать выход. Нет, я не испугался, просто идти со спущенными трусами было уже как-то не по-пацански, все-таки шесть лет, а вдруг увидят? И я начал высовывать голову из-за дощатой перегородки и звать маму. Тишина. Даже на улице никого, на дворе тоже.