Все советское Гретхен ненавидит тоже. Ей доставляет моральное удовольствие красть книги в библиотеках, ездить без билета – она наносит вред этой стране. Каждый отпуск – за границу, вдохнуть грудью. Для этого приходится там, в папином внешторге, что-то кому-то хитро давать. Уж боюсь даже спрашивать что.
Еще Рита водит меня в бассейн «Чайка». Попасть очень трудно. Там бывает весь МИД. Рите неудобно в простом советском купальнике в цветочек. Шьет сама, по картинкам из журналов, из тонкой ткани без рисунка. Очень беспокоится, почему в бассейне все мужики ходят за ней, пялятся и предлагают гадкое. Она расспрашивает меня несколько раз, не просвечивают ли волосы. Хм, да мокрого его, купальника, считай, просто нет. Невидимка. Сиськи у нее роскошные. Но Рита – порядочная девочка, любая непристойность ее шокирует.
Вспоминает мужчин. Научные руководители – только не смейтесь – Ватман и Кульман. Какой-то Фима, врач в стройотряде. Обещал устроить ей освобождение от работы за, хм, немного любви. Ну что она, дура вкалывать? «Все-таки все женщины – проститутки». Я не понимаю, зачем и о чем она, мне больно. Однажды приходит нервная, бессвязная. Мотя уехал в Израиль, навсегда. Оказывается, все это время у нее был какой-то Мотя, на десять лет старше, и она без него не может жить – «как без руки или ноги». Он читал Пастернака и, когда водил Риту в кино или кафе, то платил только за себя. Ослепнув от ревности, вгоняю в нее акинак, и еще раз, и еще… Плачем вместе.
Разговоры о замужестве, детях приводят Риту в холодное бешенство, глаза белеют. Я же нищий. По сути, ничего, кроме большого постоянно напряженного чувства, у меня действительно нет. Ни папы, ни мамы во внешторге, ни квартиры отдельной… ну и так далее. «Плодить нищету?!» И все-таки это так обидно! Мы расстаемся, но через год Рита снова со мной.
Между волнами огня и Пастернаком Рита рассказывает про заграницу, как там все культурно и замечательно. Больше всего на свете она мечтает уехать. Здесь же, рядом, напротив «Чайки», в переулке австралийское посольство. Марго все знает – там есть программа иммиграции. Заполняем анкеты. Рите
…там сказали: нет.
Ну а мне: пожалуйста!
Взгляд на брак резко меняется, но поздно, неумолимая река времени разделяет, уносит нас по разным континентам, часовым поясам, по разным вселенным.
Подобно ветру Екклесиаста или, скорее, ударной волне Царь-бомбы, Рита, обежав земной шар, раз за разом возвращается, но все тише, бледнее, мимолетнее. В Штатах она делает серьезные деньги, но ей постоянно не хватает. Ее все обижают – то на бабки кинут, то сотрудники налажают. Прошлой весной кто-то с IP-адресом из Сан-Диего всю ночь читал мой дневник, от корки до корки.
Вернувшись другим человеком уже совсем в другую страну, я снова на Остоженке. Приятель затаскивает меня в мастерскую Льва Головушкина. Пятеро художников ютятся в средневековом подвале за аптекой, у Энгельса – на стенах алмазы селитры. Двор охраняет ретривер Пуго, значительно переживший тезку. Позднее его все-таки убьют, но не застрелят. Отравят. Лева пишет картинки по двести баксов за квадратный метр, читает лекции по искусству, что-то продает и покупает. У него беленькая профессорская бороденка и очоч-ки. Еще у него есть жена, Роза Марковна, женщина с поступью командора. Левушка при ней цепенеет. Она Член Союза Художников. У нее крепкая торговля русским примитивом, есть свои авторы. К счастью, вниманием она Леву не слишком балует, в мастерской бывает редко. А Лева бывает редко дома, ночует в мастерской. Он поит нас жидким чаем из немытых чашек. Кособокие полки, коллекция эротических альбомов. На прощание долго жмет руки и приглашает заходить без затей и приводить подруг. Неужели надеется, что и ему обломится? Дожил до седых волос, а верит в несбыточное.
