Рядом Аксиньино – там тоже церковь, но действующая, туда ходит одна из двух моих бабушек – в темноте дрожат свечи, пахнет старухами, страшно: боженька накажет. В двадцатые там служил Амвросий (опять!), архимандрит кремлевского Чудова монастыря – самого Чудова-то не стало. Расстрелян, как и священник той нашей, тоже Знаменской, церкви, в 37-м, в Бутово. Не возили по лагерям, не вели следствий, не шили дел. Пуля в лоб, все дела.
Лучше всего поехать в Химки, на Канал, на Залив: там ходят пароходы, летают быстрые Ракеты. Покачаться на волнах. Широкий песок, сосны. Вода в Заливе глубокая, теплая и чистая. Канал выкопали в 1933-35. Быстро – лопатами-то! Как раз в это время мой дед приехал сюда с Кавказа, построил дом. Поступил в аспирантуру Межевого института (теперь – геодезии и картографии), после преподавал там. Его жена, моя бабушка – картограф. Первенец, мой отец – совсем тогда маленький.
Наш дом: бревна обиты дранкой, обмазаны глиной. Сверху штакетник. Вентилируемый фасад, самая модная технология начала XXI века. Крыша железная (ну, это уже в мое время, а тогда была тоже дранка – помню, как кровельщики меняли одно на другое). Потолок утеплен опять-таки глиной и палыми листьями (мы их собирали в большие мешки каждую осень), поэтому на чердаке невероятно пыльно. Старая обувь, ранец, с которым дед вернулся с первой мировой, какие-то ящики, пустые пулеметные диски, противогазы. Скрипучая раскладушка. Взрослым лазить на чердак неохота, так что там хорошо уединяться, читать лежа, слушать дождь.
Начало сентября, лето затянулось, жара. Мне во вторую смену, утро свободно. Велосипед, церковь, мост. На мосту три девочки с портфелями в парадной школьной форме – банты, белый передник. Странно: сегодня уже не первое сентября. Кроме того, в школу не ходят через мост, за речкой есть другая. И наконец: зачем стоят? Подъезжаю. Под мостом омут, глубоко, можно нырять. Чикагские мальчики, человек пять, став на перила, прыгают и, поплескавшись внизу, снова подымаются. Все совершенно голые. Странно, обычно купаются в плавках, в трусах. Может быть, им не хочется идти домой в мокром? Девчонки стоят, глядят, глядят, не отводя глаз.
У нашего поселка есть что-то вроде центральной площади. Автобусная остановка, рынок, лавки: овощи, булочная, керосин. Два настоящих магазина, с витринами: «Продукты» и «Культтовары» (от тетрадок-игрушек до фотоаппаратов-велосипедов). В овощах три или четыре сорта кислой капусты (мне доверяют купить только самый простой, дешевый – изысканные для нас дороги). В прилавке отверстие, дощатый желоб. Продавщица, погремев чугунными гирями и весами, высыпает картошку в дыру – покупатель подставляет снизу авоську. В керосинке все цинковое – дверь, прилавок, воронки, ковшики, ситечки. Зачерпнув из бочки, тетка льет керосин в мой бидон, затыкает крепко пробкой. Керосин желт, текуч, жидок. Моментально вскипает густая пена и тут же пропадает. Нравится запах. Булочная: прилавок, хлеб. Белый, черный. Всё. Запах – да, вкусный.
У остановки газетный киоск, толстый, деревянный. Лобастые автобусы, номер 90, ходят до Сокола – это уже Москва, Город, метро. На лбу автобуса три разноцветных лампочки, это код. Можно в темноте издалека узнать, какой номер едет. Кабы только у нас ходило хотя бы три номера! Дорога древняя, усадебная. Столетние ветлы в два ряда, булыжник под жирной грязью. Ветки смыкаются над колеей. В мае они цветут, едешь в душистом и пушистом туннеле цвета желтка. Дорога в Михалково – там тоже старинная усадьба, пруды, крепостные стены. Потом Коптево, Соломенная Сторожка – а там и Город.
