Совсем близко, по правому борту, проплывали мысы Ройдса и Барна; далеко заползавший в море глетчер и Неприступный остров; множество каких-то безымянных мысов и бухточек… А Скотт все никак не мог определиться с выбором места для лагеря. Впереди их ожидал мыс Эрмитедж, расположенный милях в двенадцати от очередной бухты, в которой «Терра Нова» сбавила ход, и где-то за ним должен был располагаться дом, который Скотт со своими товарищами возвел во время экспедиции на судне «Дискавери». Однако теперь капитан уже не считал это место идеальным для лагеря и предстоящей зимовки; к тому же они вновь, уже в который раз, входили в огромное поле мелкого льда, именуемого моряками «салом».
Созвав в кают-компании офицерское собрание, Скотт предложил обсудить два варианта: вторгаться в ледовое поле, чтобы через два десятка миль оказаться в районе лагеря «Дискавери», или же вернуться назад и, вновь обогнув Неприступный остров, высадиться в бухте у мыса, который до сих пор назывался «Мысом Чаек». После небольшого обсуждения все остановились на Мысе Чаек, и капитан тут же приказал разворачивать судно, чтобы на всех парах возвращаться на избранное место.
Как только, прорвавшись через поле тонкого льда, «Терра Нова» уперлась в мощный ледовый припай в полумиле от пологой, каменисто-песчаной бухты, все убедились, что выбор их оказался верным: лучшего места в прибрежной зоне найти было очень трудно. Первыми на лед спустились Скотт, лейтенант Эванс и доктор Уилсон. Причем лейтенанта ждал приятный сюрприз. Едва приблизившись к берегу, Скотт остановил группу и прокричал, что нарекает эту местность «Мысом Эванса» в честь командира судна «Терра Нова».
На палубе это сообщение встретили возгласами одобрения. Обосновывая свой выбор на страницах дневника, Скотт со временем писал: «Уже первый взгляд, как я и надеялся, открыл нам идеальные места для зимовки. Каменная порода состояла здесь преимущественно из очень выветренного вулканического конгломерата с оливином, от чего образовалось множество грубого песка. Для дома же мы избрали местность, обращенную спереди на северо-запад и защищенную сзади многими холмами.
Эта местность, кажется, вбирает в себя все выгоды (которые я со временем опишу) для пребывания здесь зимой, и мы решили, что наконец-то дождались благоприятного перелома. Самое приятное то, что можно будет, очевидно, в ближайшее время наладить сообщение с мысом Эрмитедж. После стольких дней невзгод счастье улыбнулось нам; в течение целых суток стоял штиль при ярком солнце…»
Пока капитан и его спутники осматривали мыс, определяя место для экспедиционного дома и хозяйственных построек, первый помощник командира судна лейтенант Кемпбелл организовал выгрузку на лед первых двух мотосаней, которые тут же приказал готовить к перевозкам грузов от причала до базы. И вскоре они действительно заработали: их водители, Дей и Нельсон, настолько освоили технику, что создавалось впечатление, будто они проработали на ней половину своей жизни.
Тем временем команда судна спустила на лед все семнадцать пони, устроив им коновязь прямо на льду, но у самого берега. Затем неподалеку организовали привязь для собак, причем устроили её таким образом, что все они оказались привязанными к длинной, прикрепленной к специальным кольям цепи, которая пролегла по прибрежному песку. Ощутив под ногами твердую землю и снег, животные как-то сразу же приободрились, ожили и даже стали проявлять свой норов.
