– Вы никого не подозреваете?
– Кого я могу подозревать? Меня вообще не было в Москве. Из Санкт-Петербурга я летел вместе с нашим начальником экономического отдела Бабаяном. Он видел, в каком я был состоянии. Сразу из аэропорта мы поехали на дачу к Петру Арсениевичу, хотя было уже слишком поздно. Там собралось много людей. Это были родные и близкие самого Виноградова. Нет, конечно, я никого не подозреваю.
– А какие отношения у вас со старшим братом погибшего?
– Идеальные. Я очень уважаю Николая Арсениевича. Он крупный ученый и прекрасный человек. Я несколько раз бывал у него дома. Да, произошла трагедия, но он ведет себя очень достойно. Можно только посочувствовать его большому горю.
– Все акции вашего бывшего президента должны отойти в доверительное управление старшего Виноградова, – заметил Дронго и осведомился: – Подобный переход не создает вам дополнительных трудностей?
– Никаких проблем. Мы обо всем договорились с академиком Виноградовым. Он слишком занятой человек, чтобы уделять внимание еще и бизнесу. Поэтому акции будут переданы в нашу компанию, и уже мы станем управлять его финансами. Тем более что основная часть акций формально отходит не к нему, а к его племяннице. Зачем девчонке лишняя головная боль? Она может получать свои дивиденды и ни о чем не думать.
– Это в том случае, если акции перейдут к ней и к ее дяде согласно завещанию Петра Арсениевича, – вставил Дронго.
– А разве есть варианты? – спросил Куропаткин и улыбнулся. – По-моему, это и так ясно. В завещании все четко указано. Оно нотариально заверено. С ним не должно быть никаких проблем…
Дронго взглянул на Халифмана, предлагая Яну Абрамовичу самому сообщить не очень приятную новость новому президенту компании.
Тот правильно понял его взгляд и проговорил:
– Извините меня, Алексей Данилович, но все обстоит несколько иначе. Я сам узнал об этом только сегодня утром. Супруга Петра Арсениевича не согласилась с завещанием и подала исковое заявление в суд. Она хочет пересмотреть размеры наследства, полагающегося ей.
– Почему? – Куропаткин нахмурился. – Как это подала в суд? Петр Арсениевич сделал все правильно, зарегистрировал свое завещание в нотариальной конторе, грамотно оформил его.
– Она считает, что завещание в такой форме не может быть принято. Мол, ей полагается половина совместно нажитого имущества. А они прожили вместе восемь лет, – напомнил Халифман.
– Она сошла с ума, – разозлился Куропаткин. – Так позорить память своего мужа!.. Насколько я знаю, он не оставил ее нищей, завещал ей дома в Москве и в Ницце, все машины, деньги со счетов. Чего ей не хватало? Почему он не может оставить акции своей родной дочери? Ведь компания была для него родным домом.
– Этого я не знаю. Она давно искала адвоката, и я порекомендовал ей Генриха Соломоновича Бернштейна, моего давнего знакомого. Но я думал, что адвокат нужен вдове для того, чтобы уладить ее дела. А она, оказывается, подала исковое заявление в суд. Сегодня утром мне сообщил об этом сам Генрих Соломонович.
– А почему он не сказал вам раньше?
– Адвокатская этика, – пояснил Халифман. – Он не имел права раскрывать замысел своего клиента до момента подачи иска в суд.
– Какая высокая мораль! – Куропаткин покачал головой и криво усмехнулся. – Значит, получается, что вы были в сговоре с женой Виноградова и знали о том, что она собирается оспорить завещание? Вы понимаете, что речь идет о половине акций нашей компании? Возможно, вообще о существовании «Миллениума»? Как вы могли об этом молчать?
