– Зови. А я пока чайник поставлю.
Верещагин появился минут через пятнадцать, когда все сотрудники Бюро расставаний сидели вокруг стола и подозрительно следили за Андреем, снимавшим стазис с первой коробки…
– Итак, – спросил Алекс, когда всё было съедено и выпито. – Кто начнёт?
– Давайте, я! – тут же вызвался Гай. – Значит, клуб «Грифон». Находится он в Настасьинском переулке, и ходят туда в основном купцы из Охотного ряда и владельцы магазинов на близлежащих бульварах. Ресторан там так себе, лацийскую кухню провозглашают… – Тут пикси выразително покосился на сложенные стопкой пустые коробки от пиццы. – Самая большая ценность этого клуба – игорные залы. Они открыты до шести утра и потом с полудня, любые игры, какие только пожелают гости.
– Что, и чатурандж? – недоверчиво спросил Вренн.
– Тут чемпион мира по этим вашим клеткам в Москву приезжал матч играть, его в «Грифон» и затащили. Проигрался, говорят, до нитки, члены клуба ему на обратный билет скидывались.
– Га-ай, – протянул Верещагин. – Ты забыл кое-что упомянуть. Приезжал, действительно, чемпион по чатуранджу. А проиграл – в покер.
– Да ну тебя, – надулся пикси. – Всю интригу испортил.
– Ты будешь по делу рассказывать? Или я тебя вообще отстраню, – сердито сказал Андрей.
Увы, Галлитрап Бидли был ценным кадром, но иногда – довольно часто! – его приходилось брать за шиворот и встряхивать, чтобы не терял берега.
– Ладно… Так вот, Савва Ильич Котов в «Грифоне» известен как человек увлекающийся. То дворец для ромалки построит, то трюфели в Подмосковье решит выращивать, то на ипподром зачастит. С другой стороны, ромалка та поёт в принадлежащем ему театре, и туда народ ломится в будни и праздники. Трюфели его покупают и золотом по весу платят, а на ипподроме он лошадей из своей конюшни выставляет.
– И как, успешно?
– Говорят, да. Лошадки резвые, жокеи умелые, тренер из Бритвальда выписан.
– То есть, даже если господин Котов проигрывает, он этот проигрыш себе на пользу умеет обратить? – спросила Елена.
– Ага. Но не в тот раз, – Гай осмотрел вытащенный из кармана кусочек шоколада и сунул его в рот.
– А что было в тот раз?
– Значит, так. Шестнадцатого июня, в пятницу, Савва Ильич собирался ехать, чтобы осмотреть то самое имение, что собирался купить. «Снигири». И с ним вместе должны были отправиться два его работника: миколог, то есть, специалист по грибам, и лошадиный тренер. Первый планировал оценить имеющуюся поблизости дубовую рощу на предмет высадки трюфеля, а второго интересовали принадлежащие к землям Снигирёвых луга. Савва Ильич приехал раньше и решил скоротать время за зелёным сукном. Играли, действительно, в дурака…
– И что же?
– Оба работника пытались отвлечь хозяина от карт, по крайней мере, трижды. На третий раз Котов рассвирипел так, что миколога послал совершенно неудобосказуемым маршрутом, а бритвальдцу свернул челюсть. Опомнился он уже к ночи, тут-то и обнаружил, что проиграл более трехсот тысяч дукатов.
Верещагин присвистнул. А гном поинтересовался:
– Неужели с собой покончил?
– Нет. Но дела передал сыну, сам же отправился в Валаам, моля Единого вразумить его.
– И как, вразумил?
– Ну… Судя по тому, что делами и по сей день занимается сын, пока нет.
– Очень красочно, – оценил рассказ Беланович. – И откуда сведения?
– Ну… – потупился пикси. – Ты ж знаешь, я не закрываю глаз.
– Га-ай!
– Ну ладно, там один брауни затесался вреди кухонной нечисти, вот он и поделился со мной сведениями, и представил кому надо.
