– Извини меня за всё. Я был вчера зверь. Я не такой. Иди домой.
Он кивнул автоматчику, и тот стал рядом с Аней. Она не верила своим ушам. Враг её пожалел, отпустил домой? Она сделала несколько неуверенных шагов со двора школы, но её никто не остановил, она пошла быстрее, автоматчик шаг в шаг шёл за ней, пока она не открыла дверь своего дома. Закрыв дверь, она опёрлась на нее спиной с обратной стороны, не веря своему освобождению, и заплакала, молча глотая слезы. Подбежала к окну и увидела, как автоматчик уходит со двора. Аня бросилась в ванную, включила холодную воду и мылась, мылась долго, пытаясь смыть с себя позор, грязь, прошлое, всё, что она пережила за эти два дня. Проверила, заперты ли окна и двери, задёрнула занавески и провалилась в глубокий сон.
Сколько она проспала, она не знала, но уже вечерело. Она с трудом села на постели, и мысли набросились на неё, словно волки: «Что делать? Бежать? Куда? Почему он меня пожалел? Он найдёт меня? Что делать?» Она сжала руками голову, ей казалось, что голова разорвётся от неразрешимых вопросов. В дверь постучали. Она замерла, она испугалась. «Спрячусь. Найдут. Опять арестуют, опять будут насиловать. Не переживу. Кто это?» – думала она. Стук повторился.
– Аня! Это Альберт. Открой.
«Кто это Альберт? Плохой русский с немецким акцентом», – подумала Аня. Она подкралась к окну и увидела изнасиловавшего её офицера. «Что делать? Не открою, взломает дверь, будет ещё хуже», – подумала она и резко открыла замок.
– Что вам нужно? Я не приняла ваших извинений. Я не хочу вас видеть!
Альберт вошел в дом.
– Извини меня. Я – дрянь, я был пьян, я не знаю, как я так мог. Я не такой, как ты обо мне думаешь. Извини.
У Ани расширились глаза, когда она увидела, что он становится перед ней на колени. Он на плохом русском рассказывал ей о себе, о своей семье, как попал на войну, как ошибался в оценке славян, как он мучится тем, что так поступил с Аней, как не может о ней не думать, как хочет помочь ей выжить, что она должна работать в комендатуре, иначе её угонят в Германию, как только его переведут в другой город. Она что-то понимала, что-то нет, но поняла, что плохого он ей уже не сделает и у неё нет другого выхода, чем его послушать.
– Я согласна, потому что я хочу выжить.
– Хорошо. Ты должна придти завтра утром в комендатуру к унтер-офицеру Штольцу. Это я. Да, я скрываю своё знание русского языка, так что общаться будем через переводчика. Аня, я хочу, чтобы ты простила меня, и я всё для этого сделаю.
Она молчала и смотрела на него с вызовом. Она перестала его бояться.
– До свидания. До завтра.
Штольц вышел из дома. Мысли опять захлестнули Аню. «Как быть? Не пойду – угонят в Германию, пойду – скажут, что я сотрудничаю с фашистами. Как правильно поступить?»
Ответ пришёл сам собой. Раздался стук в дверь. Аня подумала, что вернулся Штольц и, не глядя, открыла дверь.
– Ты жива! Слава Богу! Многих угнали в Германию, расстреляли, но теперь они поутихли, поняли, что кто-то тут должен на них работать.
Аня подняла глаза. Перед ней стояла её бывшая одноклассница Алла, которая до войны работала в обкоме, а сейчас, видимо, тоже не успела уехать. Они обнялись и заплакали. Аня ничего не рассказала из того, что она пережила за эти дни.
– Документы свои спрятала? Я тоже. Ситуация следующая. Я собираю всех, кому можно доверять, из оставшихся в городе. Раз нам не удалось уехать, наша задача организовать немцам в тылу сопротивление. В окружение попали наши солдаты, они ночью пробрались ко мне. Сейчас расположились в лесу, организовали партизанский отряд, наша задача им всячески помогать. У них есть связь с нашими. Так что будем жить здесь, работать на фрицев и помогать нашим, чем сможем. Согласна?
