– Он может не согласиться, все боятся партизан. Вряд ли у меня получится.
– Да ладно. Русская женщина всё сможет, если надо. Считай, что это твоё комсомольское задание. Всё, тебе на всё от силы два-три дня. Будешь готова, сообщи место и время. Я побежала. Жду от тебя информации.
Оставшись одна, Аня крепко задумалась, как ей быть? Внутри неё разгорелась нешуточная борьба противоречивых чувств любви к Родине и к мужчине, желание помочь своим и желание спасти жизнь любимому. Вечером, когда пришел Альберт, она ничем не выдала своих мыслей, но была с ним нежнее, чем обычно, долго смотрела в его глаза, любовалась его телом, наслаждалась ним. Он не понял такого внезапного порыва страсти, а она с ним прощалась… Она, примирившись с его возможной смертью, поняла, что полюбила его, она готовилась его предать, зная, что он уже стал ей родным. Так любят, как в последний раз, зная, что человек умрёт или уйдет навсегда. Но сделать это своими руками – это не укладывалось в её голове. Самым страшным было то, что она ждала от него ребёнка, а он ничего об этом не знал. Эти мучительные три дня показались ей вечностью, она практически не спала. Алла забежала утром.
– Ну что? Когда? Что это с тобой? Как с креста снятая. Не заболела?
– Да, заболела. Но ничего, пройдёт. Завтра мы пойдем по ягоды на окраину леса, который вчера прочесали, и немцы не боятся там бывать.
– Молодец. Ты не бойся. Главное, чтобы у него не было оружия. А уж наши всё сделают, как надо. Завтра с утра наши будут в засаде целый день. Держись и не бойся.
Всю ночь Аня проплакала рядом со спящим Альбертом, а утром они пошли гулять. Было воскресенье, яркое весеннее солнце играло бликами на влажных листьях лесной земляники. Они шли медленно, собирая ягоды, он рассказывал о своём детстве, о своём городе, о том, что война закончится, и он отвезёт её в Германию, что родители его поймут, когда увидят, какая прекрасная женщина Аня. Аня слушала его, сдержанно улыбаясь, её лицо было бледным. Он спросил, что с ней? Она сослалась на нездоровье. Они постелили плащ-палатку на влажную ярко-зеленую весеннюю траву и присели перекусить. Аня раскладывала еду, Альберт расстегнул ворот, снял кобуру с пистолетом и прикрыл её кителем. Когда он отвернулся, Аня быстрым движением отбросила пистолет в кусты, а китель расправила. Он ничего не заметил. Ему было хорошо, как никогда. Рядом любимая женщина, он не на фронте, он не убивает людей, война рано или поздно закончится, и они с Анной будут счастливы, у них родятся дети… Он прикрыл глаза и почти уснул, как вдруг услышал по-русски:
– Руки вверх, фриц!
Он метнулся к кителю, пистолета не было. Он быстро взглянул на Аню и всё понял. Она его предала. Вокруг стояли партизаны, направив на него автоматы. Он медленно встал и поднял руки. Аня бросилась к нему:
– Прости! Прости меня! Я не могла иначе! Я – русская, а ты – немец! Мы – враги! Но я люблю тебя, у нас будет ребёнок! Прости! Прости! – она рыдала, упав к его сапогам.
Тут пришла очередь удивляться партизанам:
– Вот это да! Вот это напартизанила! С врагом связалась! Они сколько наших положили, а ты – подстилка немецкая! Уберите её!
– Не убивайте! Он все расскажет! Он ни одного русского солдата не убил! Я вам слово даю!
– Знаем мы цену твоим словам! Уберите её! Пошли, фриц!
Альберта увели, подталкивая автоматами, он не смотрел на неё, смотрел под ноги. Но, вдруг поняв, что больше её никогда не увидит, резко обернулся и увидел её, стоящую на коленях, как когда-то он стоял перед ней.
