Помнит только он - страница 5

Но сейчас восприятие окружающего мира было для него в приоритете. Он улавливал каждый звук, вглядывался в лица людей, идущих на остановку с вокзала, слушал запахи ноябрьского утра и железной дороги. Всё было иначе, чем в Москве, и это заставляло его быть настороже, по крайней мере, пока он не окажется там, куда направлялся.

Время до автобуса ещё было, и Тихон вдруг вспомнил о том, что ехать в деревню с пустыми руками по меньшей мере неприлично, а с его стороны – городского родственника – и вовсе кощунственно. Не придумав ничего лучше, он закупился в привокзальной «Пятёрочке» пряниками, чаем, а после уговорил продавщицу продать ему бутылку «Хванчкары» и Коктебельского коньяка. Выглянув на улицу, где, кажется, стало ещё холоднее, Тихон заметил оживление на остановке, а после и подкатывающий к ней старенький ЛиАЗ. Соприкосновение с повседневностью приободрило его, и он, на ходу побросав свои «гостинцы» в сумку, побежал к автобусу.

Спустя час Тихон сквозь мутное лобовое стекло заметил вдалеке свою остановку и, прочистив горло, постарался как можно громче попросить водителя остановить «у поворота на Богатово». Когда-то там даже стоял знак «Богатово – 2 км», но уже лет десять назад его кто-то свалил и унёс: то ли ураган, то ли неумелый гонщик, то ли рукастый деревенский куркуль.

Глядя автобусу вслед, Тихон поправил на шее шарф, и ещё раз подумал, что, как обычно, недооценил всё коварство ноябрьской погоды за городом. Если в Москве было сравнительно тепло, то здесь, в Псковской области, зима уже вовсю вступила в свои права. Заснеженные лапы елей были недвижимы, а студёный ветер с дороги как бы толкал Тихона поскорее скрыться в тёмной лесной арке, где, еле заметная, пролегала грунтовая дорога, ведущая в деревню. Постояв ещё с минуту на обочине, стараясь надышаться непривычно морозным и свежим воздухом, Тихон двинулся по грунтовке.

Эту дорогу он знал как свои пять пальцев. В лесу она круто поворачивала направо, делала петлю влево, потом, спустя шагов тридцать, снова круто поворачивала – теперь уже вправо, где расширялась, великодушно предоставляя путнику выбор, с какой стороны обойти огромную лужу, которая была неизменна во все времена и в любую погоду. Тихон с улыбкой вспомнил, как они с Дашей на спор прыгали в эту лужу, представляя, что, прыгнув в неё, они провалятся в потусторонний мир…

Обогнув покрытую коричневым льдом лужу, Тихон остановился, прислушиваясь к тишине. Ощущение сказочности всегда появлялось у него при виде зимнего леса: искрящиеся снежинки, скрип старой сосны на ветру, звук разбирающей свои запасы белки. Хрипло и важно где-то высоко прокаркал ворон. Тихону нравилось различать голоса птиц, этому его тоже научил дедушка во время долгих, но увлекательных прогулок по лесу. Дед умело насвистывал, поразительно точно подражая птичьим голосам, и Тихону казалось каким-то волшебством, что к ним уже через какие-то минуты подлетала любопытная гаичка или встревоженный появлением невидимого соперника зяблик.

«Что ж, лужа по крайней мере на месте!» – мысленно вернулся из воспоминаний Тихон, – «Вот уж не думал, что она станет чем-то определяющим мою реальность».

Дорога вела мимо деревенского кладбища, последний раз он был там прошлой весной, в годовщину смерти деда. Деда похоронили здесь, на родине, рядом с мамой и младшей сестрой, Дашиной бабушкой. В ту годовщину они собрались всей семьёй, и, наконец, установили памятник – общее надгробие для всех троих. Был май, птицы пели на все лады, и в их чириканье, посвистах и трелях Тихон нашёл тогда некоторое утешение. Будто бы пернатые помнили и любили его деда, и теперь принимали его в новый чудесный мир, где дедушка воссоединится с родителями. Самка зяблика – серенькая птичка, села на чёрную плиту. На верхней части её была выгравирована фотография прабабки Тихона – сухой строгой старушки с большими карими глазами и пепельного цвета волосами, подстриженными «под мальчика». «Егорова Анна Фёдоровна. 1919–1999». Ниже были фотографии Дашиной бабушки и Тихонова деда – Тамары Тихоновны и Николая Тихоновича. Первая, на фотографии – почти точная копия матери, только улыбается их общей с дедом, «отцовской» улыбкой, умерла в 2005. Дед же пережил сестру на шесть с половиной лет.