Но Акакию хотелось только про них, и он понял – надо любимую книгу просто иметь у себя дома. Несколько раз он сдавал утильсырье, и наконец ему выдали карточку, которая давала надежду на приобретение вожделенного издания. Правда, надо было ходить каждое утро к книжному и отмечаться в очереди, чтобы, не дай бог, тебя не пропустили. И вот там-то, в очереди, и произошло это чудесное знакомство. Она стояла сразу позади него, такая милая, тоненькая, с большими глазами. Дело было летом, и на третий день их стояния на очередь обрушился дождь.
– Идите ко мне под зонт, – стеснительно предложила она, лучезарно улыбаясь.
И он пошел. В сущности, ходить никуда и не надо было, нужно было просто поближе придвинуться к ней, к такой…
– Ты сильно-то в подробности не вдавайся, эк тебя развезло! – одернула его супруга.
– Ну вот, а потом…
А потом они еще долго встречались каждый день на том же месте, в той же самой очереди, которая, похоже, никуда не думала продвигаться. И когда наконец Акакий и Маша получили свои книги, у них в судьбе уже все было решено.
– Пойдем, я тебя познакомлю со своей мамой, – зарумянился парень.
– А может быть, не надо маму? – слабо протестовала Маша, но Акакий был непреклонен.
– Ага! А я эту самую Машу – поганой метлой! – выбралась наконец из ванной Катерина Михайловна, уже минут десять слушавшая оттуда откровения сына.
– А почему? Чем она вам так не приглянулась? – насторожилась Клавдия.
– Так для тебя сына берегла, дурочка! А к тому же у нее не было городской прописки! – возмутилась свекровь.
Клавдия пыталась сосредоточиться.
– Выходит, она черт-те откуда приезжала, чтобы за книгами в очереди постоять, так, что ли?
– Нет, она жила в общежитии, – раздраженно пояснил Акакий.
– Она, получается, здесь училась или работала? Откуда у нее общежитие? – допытывалась Клавдия Сидоровна.
Катерина Михайловна плюхнулась на стул, подгребла к себе вазочку с конфетами и махнула рукой.
– Ой, да, может, и не училась, и в общежитии не жила. Господи, Клава! Ты что, не знаешь нашего Акакия? Ему же на уши можно какую угодно лапшу развесить. Вот скажи, сынок, где работала твоя возлюбленная?
– Мы об этом не говорили…
– Ну, тогда она, может быть, училась?
– Да я же говорю вам – мы не об этом разговаривали!
– А о чем?! – возмутилась Клавдия. – О чем ты с ней столько дней язык чесал?
Акакий вскочил, нервно подбежал к окну и стал выстукивать пальцами по стеклу марш Мендельсона.
– Я… я не помню.
Ну не признаваться же в самом деле жене и матери, что они с Машей каждый раз говорили о погоде, об облаках, о радуге и… да, и о неимоверных ценах на книги. И вообще, имеет он право хотя бы на воспоминания?! Правда, Маша еще спрашивала, где и с кем Акакий проживает, где трудится, но об этом и вовсе ему не хотелось сейчас вспоминать.
– Я уже не помню. Может, она и говорила про учебу, только теперь уже бесполезно вспоминать.
– Ясно. Все приходится узнавать самой! – всплеснула руками Клавдия.
– А зачем это тебе? – вздернула бровки Катерина Михайловна.
– Ах, мама, жуйте уже ириски!
Жора приехал, когда только-только стукнуло шесть. Клавдия поджидала его одна – свекровь еще раньше утащила Акакия пройтись по музеям, и они до сих пор не вернулись. Не иначе стареющая леди восхотела посетить и местные рестораны.
– Володя не появлялся? – с порога спросил Жора.
Сегодня он выглядел импозантно, как никогда. На нем сиял новенький, с иголочки, костюм насыщенного фиолетового цвета, рубашка горела лимонным колером, шею опутывал ярко-оранжевый шелковый платок, а ноги сияли ярко-красными туфлями на тоненькой подошве.
