Понедельник. №5 - страница 12



Явилась Смерть под потолком в картинах и виденьях —

и голос внутренний, и рок о смерти говорил.


Ты дышишь, действуешь, живёшь – она незримо рядом:

то тень положит, то ладонь на тёплое плечо…

Падёшь в бою, споткнётся конь, стрелу проводишь взглядом, —

ты дышишь, ходишь под судьбы занесенным мечом!


Не думать и не брать в расчёт – иначе нам не выжить,

и полной грудью не вдохнуть, и не сыскать побед!

Полёт, деяний смелых путь – её улыбку вижу…

Не думать и не брать в расчёт единственный ответ.

О Милане прекрасном два слова

О Милане прекрасном два слова —
Микеланджело Буонаротти,
замок Сфорца иль крепость Сфорцеско —
как удобнее, так и зови…
Галерею Витторио снова
посетите – к «Ла Скала» пройдёте,
и Да Винчевой «тайною» фреской
задохнётесь в порыве любви!
Я рыдала на Пьяцца Дуомо
от кружившего голову чуда!
Я касалась святынь и паролей,
отшлифованных сотнею рук…
И «Пьета Рондонини»2 – знакомой
плотью мрамора светит оттуда,
а Да Винчи недюжинной долей
замыкает Ломбардии круг.
Пел фонтан возле замка Сфорцеско
(У Ломбардии – синее небо!).
У Милана, красивого ликом,
поразительно лёгкая стать!
Даже ветры, задувшие резко,
не испортили прелести, – мне бы
эту лёгкость, изящества блики
утончённого города взять…

У дома Анны Франк3

Прочитан весь дневник. Я – девочка. Я – Анна.

Я не люблю зануд. Талантлива. Легка.

Воспитывают все и пилят постоянно.

Пытливый, острый ум и – детская рука…


Отрезана от войн дубовым книжным шкафом,

Отрезана от звёзд и ветра, и луны…

Еврейское лицо – наследие от папы,

От мамы – лишь глаза, страданием полны.


Ещё не влюблена, но слышу голос плоти.

Познаю ли любовь? Скорее «нет», чем «да».

Замедлен бег секунд. Полиция в пролёте

Чердачных этажей. Нашитая звезда.


Написанный дневник хранит движенье мысли

И радость, и печаль, и горе сорванца!

Галактику вместил простой по виду листик.

Я – Анна, я – судьба, похожая с лица…

Пауль Клее

«Nulla dies sine linea» («Ни дня без линии!»)

Плиний

Я знала, чувствовала – Пауль где-то рядом! —
полуребёнок, полубожество…
Была любовь – спонтанно, с полувзгляда,
с полукасанья к сущности его!
Я понимаю, что сказать хотели
скупые линии на мешковине грёз,
как виртуальный мускул в слабом теле
мечту гиганта на полотна нёс!
Как превращалась точка над пространством
беспомощности – в яркую звезду!
«Ни дня без линии!» – с завидным постоянством
я повторяю аксиому ту,
я утверждаюсь бравым восхожденьем
с клюкой на каждодневный Эверест, —
не ограничен трудностью движенья
хмельной адреналин моих небес!
«Ни дня без строчки!» – Пауль где-то рядом —
передаёт тепло своей руки…
Из-за оков судьбы – обоим надо
к строке и к линии пробиться! Вопреки.

И шёпот авантюрных поколений…

Зиновию Пешкову4

Приёмный сын писателя. Еврей.
В Париже, близ могилы генеральской —
плита. И на могильной ипостаси —
«Легионер». И даты жизни к ней.
Брат Свердлова. Авантюрист. Герой.
Де Голль в друзьях. И Чан Кай-Ши в подручных.
Тогда они любили девок лучших
и пили, и сражались на убой.
Страшила жизнь с отпиленной рукой.
Но в госпитальных белых коридорах
цеплялся за неё, боясь позора
от демобилизаций на покой.
Он – генерал двух армий, полиглот,
порвавший с большевизмом и страною.
Стою, склонившись над могилой тою,
где только камень – зелень не растёт,
где только слово, дата, имя, крест.
Здесь человечий дух и явный гений.
И шёпот авантюрных поколений
разносит ветер кладбища окрест.

Денис Камышев, Ашдод


Время поцелуев

– Марго! Вы вызываете у меня чувство турбулентности, – сообщил секретарше, напоминающей изгибами контрабас, Максим.