Прошлого же нет, равно как и будущего, а есть (вроде как) только настоящее. Заметили, как стало попахивать аристотелевщиной? Вот и они так же в своих задушевных изысканиях доходили до того, что пущенная из лука стрела вообще никуда не летит, но в каждый момент времени лишь пребывает в пространстве. Сейчас «квантовщики» бы поддержали этот диспут добавив, что подобно шрёдеровскому коту, эта стрела находится даже в неочевидном состоянии. Она одновременно материализована в форме стрелы, и тут же в любом другом физическом состоянии, которое допускает конкретная эмическая реальность наблюдателя. Скажем, если я вижу себя героем толкинистического романа, то нашу стрелу может запросто «снюхать» здоровенный такой драконище, либо Гендольф серый мог бы бахнуть из неё пышный фейерверк. Если я уфолог-энтузиаст, и качественно уверовал в НЛО, то исход нашего заостренного летающего объекта серьезно стремится в лапы пришельцев, а кроме того, и сам из себя может изображать хитрющий продолговатый НЛО-шный корабль. Таким образом, я всего лишь хочу показать, что происходящее вокруг нас бывает изящным или гадким, но всегда эфемерным, ведь без нашего отношения к нему не имеет и не может иметь иного смысла, чем тот, что мы найдем сами.
На днях я удаленно взаимодействовал с одним парнем, который отважился ступить на тропу деятельных личностных трансформаций по нашей залихватской схеме. Некоторое время назад ему попала в руки моя первая Книга, где он с пронизывающим ужасом обнаружил себя и историю, описывающую его терзания. Еще бы! Он просто упустил из фокуса, что подобные муки проживают многие люди, если не все сразу, хоть и в очень разном диапазоне остроты. Так вот, на этой почве мы завязали между собой эпистолярную связь, в ходе которой я пояснил ему нечто вроде: «Этот самый вой внутри не пройдет никогда, а происходящее вообще не имеет иного смысла, кроме того, что оно просто есть». Спустя день он всё-таки нашелся, собрался и ответил сухо, кратко, но очень глубоко (особенно для меня), ведь мне так знакомы все переживания и интонации. Он выразился деликатно: «Такие слова меня беспокоят». Не более, но и не менее. Странный юмор, и, пожалуй, это мало кому будет понятно, кроме тех, кто сейчас изнывает на полу в пограничном присмертном состоянии околоэпилептической конвульсии в упряжке с отеком Квинки. Или вот в одном фильме с саркастически черствым переводом была сцена, где знакомый гнусавый монотонный голос за кадром сообщал от имени героя внутри кабины падающего лайнера: «Кажется, мы попали в переделку».
Только ничего драматизированного я ему не сообщил, но лишь то, как оно обстоит изнутри моей собственной эмической реальности. Как раз всё это я и описываю уже в третьей книге прямо сейчас, мне нужно было исхитриться вложить экстракт всех моих смыслов в короткое сообщение. Что ж, форма и здесь определила содержание, но есть ли в его руках достаточно инструментов для развертывания этого заархивированного послания? И если пойти далее, то можно заключить, что и эти тонны букв в моих книгах тоже изрядно спрессованный эликсир моих измышлений, который иногда зовется знанием. Что всё это может дать другому человеку в отрыве от его собственного опыта проживания? Ответ придётся найти каждому, а я пока пойду пройдусь, а то холодает в этом скверике на Копылова, около памятника какому-то Степанову, где я пишу отрывок.
