Понимания Делания - страница 30
Если это уже перестало быть однозначным (с первой работой Эйнштейна по электродинамике в 1905 году), то явно пора допустить релятивизм в повседневной этике отношений и наших верований в надуманное добро и зло. Хотел бы сказать, что не хочу обидеть читателя, ведь я знаю (или думаю, что знаю), кое-что о тех, кто добрался до сюда, но всё равно продолжу некоторую провокативность. Так сейчас нужно. Дело ведь не в том, что этого самого «доброзла» нет, но в том, какую инерционную систему отсчета будем имеет в базе своего мировоззрения. Например, если я делаю достоянием общественности некоторые интимные обстоятельства гулкого саморазрушения (тайный алкоголизм) отдельно взятых людей, то этим я причиняю им что? Добро или Зло?
Теперь яснее прикладное значение этого неведомого обывателю явления «теория относительности» или моего «ананьевизма»? По сути, это базисное условие, что бы выбить к черту экзистенциальную основу для тех загнивающих импринтов (древних убеждений), что так мешают людям очнуться. Боль это не то, чего стоит бояться и выстраивать всю свою жизнь во избежание. Боль и есть Любовь, которая есть смысл между двумя точками. Избегая Боли, человек лишает себя возможностей качественного развития, а если нечто не развивается, то непременно умирает. Собственно, эти процессы (созидания и разрушения) затем и были встроены в нас, даруя потенциал невиданных высот.
Скажете, зачем нам все это нужно, зачем лазить в поле интересов каких-то новых знаний или наук? А для чего нужно мышление, вообще нужно ли оно? Здесь чужой ответ не пригодится. Пока идем дальше, ведь принцип корпускулярно-волнового дуализма касается далеко не только узко очерченных аспектов физики (и даже квантовой теории в целом), ведь это и есть мы. Мы с вами и есть сущности, охватываемые предметом изучения этих областей человеческой мысли. Понимание того, что даже краеугольные мастодонты убеждений вроде физических свойств твердого предмета (скажем Шрёдеровского кота в коробке) могут иметь вариативность, подталкивает нас к принятию вообще любого порядка вещей.
Всё вокруг может быть таким, или противоположным, но в какой-то момент может даже оказаться, что оно и такое и такое одновременно (эдакая суперпозиция, пока не выбрана система отсчета наблюдателя), что собственно и провозглашается квантовой теорией. Потом уже начинаются разного рода следствия, вроде неопределенности Гейзенберга, но это потом. Сейчас каждому важно осознание того, что сомнению всегда есть место. Вовсе не обязательно начинать физически умирать, что бы породить внутри мышления высвобождение подобно тому, как онкологические больные герои кинофильмов начинают свои нелепые шалости при встрече с неотвратимой и скоропостижной кончиной. Только что изменилось? Оно ведь так было с самого начала. Смерть им никто не отменял с самого рождения, но потребовалось такое мощное напоминание, что бы встряхнуться.
Первая точка всегда предполагает Вторую в своей экзистенции, это то, что определяет тебя. Родившись, вы начинаете неизменно чеканить свой шаг к могиле. Только от чего такой факт кого-то может потрясти до субъядерного уровня фундаментальных частиц, и лишь тогда этот трансмутагенный триггер начинает пробуждать Движущегося внутри конкретного вас? У людей теперь есть рупор, что видит свой «the will»(Великое Делание) в том, что бы нести этот самый перевод внутреннего зова Сущности, что беспощадно долбится в Голову в попытках быть услышанной. Может и нет таких болезней, и таких непреодолимых препятствий, что не порождены самим же Телом. Хрен бы с ним, что мало врачей интересуется, откуда приходят болезни, и куда уходят, но что это за такие странные случаи чудесного исцеления на ровном месте? Опять же в бытность работы над текстом этой книги под руки попалась потрясающая книга «Анатомия Болезни». Написана она «случайно» исцеленным Норманом Казинсом, который нашел в себе некое животворящее начало и самоисцелил эту неведомую «болезнь Бехтерева», парализующую все тело. Значимо в его истории даже не то, что он взял ответственность за ситуацию и свою жизнь, но как раз этот околоквантовый плюрализм, затронутый выше.