На вопрос о галилеянине Лазарь развел руками. Да! Был в гостях. Да! Обещал быть на следующий день, но в ту ночь вспыхнул пожар, и, видимо, он нашел новое пристанище, не было смысла сюда возвращаться.
Были приняты меры к розыску хозяина постоялого двора.
Эти неутешительные новости Квинт Амний доложил прокуратору. Понтий Пилат понимал, что для выяснения обстоятельств потребуется время, и перешел к следующему вопросу:
– Среди событий двух последних дней меня интересует судьба Иуды из Кариота, ученика галилеянина. Установлен ли такой человек и что с ним?
– Да, такой человек найден за городом в саду одной из ферм повешенным. Мои люди подоспели как раз в тот момент, когда его снимали с дерева. Храмовая стража не хотела подпускать моих людей к телу для осмотра, но начальник группы оказался человеком решительным – сразу за меч. Та сторона знай свое: повесился сам, вот и тридцать монет при нем. Если бы его повесили, то предварительно обворовали бы. Мне же многое показалось неясным. Чтобы повеситься на дереве, необходимо забраться на сук, привязать веревку, броситься вниз. Но как взобраться по такому гладкому стволу в сандалиях с такими отполированными подошвами? Как при падении тела сохранить шейные позвонки? Когда же мне не без сопротивления храмовой стражи удалось заглянуть под хитон умершего, то никаких сомнений не осталось: человек подвергался тяжелым пыткам. Вызванный армейский лекарь после осмотра заявил, что было повешено тело уже умершего человека.
Прав был галилеянин, утверждая, что подпись под доносом вырвали у его ученика под пыткой. Обманули римский суд дружно, подписав копию доноса всем составом синедриона. Ясно, Иуда не должен был присутствовать на суде; еще неизвестно, как бы он себя повел, встретив своего Учителя. Но не проверять же на честность состав синедриона: это знатнейшие фамилии Иудеи.
Понимая, что собранного материала явно недостаточно, прокуратор решил закончить собеседование.
– Спасибо за службу, Квинт Амний. Ты свободен.
Понтий Пилат подождал, пока начальник тайной канцелярии не покинет служебное помещение, и только тогда обернулся к другому посетителю, скромно сидевшему в стороне.
– Ход этому делу давать не следует, доказать ничего не удастся. В вопросах мести доказывать ничего и не нужно. Необходимо действовать скрытно, – сказал Аман Эфер. – Мы действуем традиционными способами, но такой путь требует времени, а у нас его нет. Еще два-три дня – и все следы будут уничтожены, и мы не узнаем причин, по которым так опрометчиво обошлись с прокуратором.
Каждый ушел в свои размышления, в помещении установилась тишина.
– Все же есть возможность узнать об этих событиях. Нужно поговорить с галилеянином.
Понтий Пилат вскинул глаза.
– Да он уже шесть часов на кресте; скорее всего, умирает, если не умер.
– Есть способ!
После таких слов прокуратор, зная своего друга, весь обратился в слух.
– Нужно снять его с креста, пока он еще жив. Для этого прокуратору необходимо официально откликнуться на мольбы родственников.
– Прошение подпишу.
– Я приведу в чувство галилеянина, не пожалею любых доз мумие, хотя стоит оно по весу золота. На несколько часов он вернется к жизни. В разговоре нужно найти такие слова, которые побудили бы его рассказать об этих таинственных событиях. Разговор я буду вести сам. Действовать стану под именем римского сотника Лонгвина. Необходимо предупредить примипилария: он не должен мешать нашему замыслу.
