Римский сотник считал предложение правильным, но ненадежным, и предложил использовать наряд пехоты из каппадокийской когорты. Пятеро легионеров с принципалом, готовых к решительным действиям, явятся достаточной защитой. С вечера они займут свой пост у входа в пещеру. При обнаружении Учителя стражей синедриона защитить его один хозяин не сможет…
Обмытый, умащенный бальзамами, в обстановке заботы и внимания лежал галилеянин в пещере дома Никодима. Голова была ясной, боль отступила, но состояние душевной отстраненности и безразличия подсказывало Иисусу, что жизнь вернулась к нему лишь на время. Рядом – лицо.
«Это тот сотник, который отпаивал меня смолой мумие. Конечно, грек. Глаза умные, лицо философа. Говорит, что последователь моего учения. Как же! Ум такого человека давно имеет свое представление о природе вещей. Его не изменишь такими установками нравственности, которые я предлагал своим неграмотным спутникам. Мои понятия и представления не имеют отношения к греческому мировоззрению, они лишены материалистических красок и не представляют никакого интереса для моего благодетеля, да и установки мои, если быть справедливым, глубиной не отличаются. Такой человек может служить только прокуратору, да и то на определенных условиях. Надо думать, что прокуратор хочет многое узнать. Истинные пружины поведения первосвященников оказались для него скрытыми, а именно их он и хочет установить.
Да! Сильное давление они на него оказали. Я и сам наблюдал, как он внутренне дрожал от негодования. Такого самолюбивого человека, привыкшего к власти, и так уязвить!
В нашем случае на горизонте должно появиться новое зло – зло мщения. Оно наказывает зло содеянное и… торжествует добро. Тогда добро только результат действия сил зла – продукт вторичный. Я же исходил из понятия добра как основы духовной жизни человека. Но постулат добра я сам и выдвинул. Отвечает ли он законам общественной жизни? Поговорить бы с этим философом, а то варишься в собственном соку. Жаль, поздно! Уже виден край, времени нет».
Сотник сидел тихо, спокойно, и создавалось впечатление, что он просто считывает ход мыслей с лица галилеянина. Когда же Иисус задал ему первый вопрос, казалось, именно на него он и готов был ответить.
– Прежде чем ответить на вопрос Понтия Пилата, я хотел бы услышать, каким образом на тебе, философе, оказался римский панцирь?
– Защищал любимую девушку, убил соперника, вынужден был бежать из Греции, поступил на службу к римлянам, скрываюсь почти двадцать лет. Понтию Пилату служу по доброй воле. В этом деле он стал жертвой подлости и коварства. Я хотя и стал солдатом, но такой расправы над тобой не приемлю ни с чьей стороны: ни со стороны римлян, ни – твоих единоверцев. Очень они спешили с тобой расправиться. Видимо, хоронят они с тобой что-то очень важное для себя, но и для нас эти сведения представляют интерес. Ты прав, галилеянин, думая о том, что на прокуратора было оказано сильное давление. Действительно, так оно и было. Конечно, прокуратор найдет пути отомстить за себя и без тонкостей понимания событий, но месть должна быть действенной: наказуемый должен понимать, за что совершается акт возмездия. Подлость и унижение ближнего должны быть наказаны ради существования и процветания общества, человека, просто жизни. Если силы зла не остановить, иссякнет животворный родник жизни.
