Помощник станового пристава урядник Поплавский, окончив дознание по данному уголовному делу, передал протокол своему начальнику, тот переслал его по инстанции – начальнику уездной полиции. Далее протокол дознания был доставлен судебному следователю с сообщением об этом прокурору.
– Какая-то нестыковка тут, – прочитав протокол, проговорил полицейский следователь, и на следующий день прибыл в полицейский участок, где в следственном изоляторе находился Яков Сучек.
– Ловко ты оговорил своих подельников. Только всё, что ты сказал, как выяснилось, враки. Ты есть главный бандит, и висеть тебе на виселице. Всё обсказали о тебе Кривоносовы, как ты их заманил в свою банду, как наставлял на разбой, как людей губил.
– Крестом крещусь, ваше благородие, неповинен я ни в чём, не губил людей, – упав на колени, запричитал Сучек.
– Ничего поделать не могу, все улики против тебя, – смотря сверху вниз на ползающего у своих ног Сучека, вздохнул следователь. – Хотя… есть у тебя одно обстоятельство, что может смягчить твою вину перед избитым тобой человеком. Назови того, кто надоумил убить его, глядишь, суд и смилостивится, заменит тебе смерть через повешение, каторгой… Какая-никакая, а жизнь.
– Краем уха слышал, как братья Кривоносовы, разговаривая меж собой, называли батюшку Исидора, что в селе Усть-Мосиха церковную службу правит. Якобы он большие деньги им сулил за убийство какого-то человека, возводившего на него напраслину по причине пропажи у того козы. Что, мол, он – батюшка хитростью увёл у него козу и съел её. Что бумаги несёт он в волость на него, в которых все грехи неведомых ему людей сваливает на него. Встретили мы того человека, Тихон и Фёдор спинали его, ножом в бок ткнули и сволокли в яму, что в логу была… колка берёзового… и ушли.
– Ах ты, паршивец, ты этакий, на святого человека поклёп возводишь, – возмутился следователь. – Хитёр, зараза! Ну, погодь у меня… Устрою я тебе тута сладкую жизнь, сам в петлю залезешь!
– Да, як же смог бы я, ваш благородие, возводить несуразность на человека ежели б не слышал своими ухами. Говорю, что слышал. И откель бы мне знать о каком-то попе… их вона… тыщи, поди всех-то разузнай, – слёзно запричитал Сучек. – И человека, что побили, я не знал… он мне никакого неудобства не сделал. Пошто бы мне его лупцевать-то. Это всё они… братья… по сговору с попом.
Выйдя из следственного изолятора, статский советник пятого класса Феодосий Волокита проанализировал слова подследственного Якова Сучек и пришёл к выводу, что тот сказал правду.
– И верно, откуда было ему знать о какой-то козе, как и о самом попе… мало ли того и другого в уезде… пруд пруди… не перепрудишь. Надо бы послать в Усть-Мосиху урядника, пусть поспрошает у народа о попе… Кто таков и что из себя представляет. А Сучек… видно, и впрямь, просто дурак, попавшийся на удочку к двум мерзавцам.
Через полмесяца был суд. Якову Сучек присудили пять лет каторжных работ, попа Исидора за недостаточностью улик к суду не привлекли, но епархия своим частным определением вынесла ему свой приговор; священнику Усть-Мосихинского приходы отцу Исидору выплатить из своих личных средств Ивану Долбину 7 рублей за козу и 1 рубль за моральный ущерб.
