Молдаване всегда модно одеты. Качество одежды определяется достатком человека, но житель Молдовы почти в любом случае одет модно и по возможности богато.
Ценность телесности – базовая и ведущая ценность для молдаван. Эта ценность спасла людей от смерти в годы разорений, войн, грабежей, она заставляла их работать до седьмого пота, работать через силу, спасая себя и свое потомство. Она выводила из от горя и отупения, в которое впадает разоренный человек. Мотивируемые ею молдаване вновь и вновь сажали, подрезали, окучивали и собирали.
Опять же, именно она служит бытовому накопительству, на ней стоят молдавские погреба с вином и соленьями, которые есть в любом доме, самом бедном и самом богатом. Точнее, чем богаче дом, тем больше погреб, а не наоборот, как в России. В настоящем молдавском доме никто в магазин за вином и закуской не ходит.
Погреб – это песня души молдаванина, болгары и гагаузы соперничают с ним, но нисколько не отстают. Погреб должен быть вырыт и наполнен в любом государстве, где построен дом молдаванина. Инфлакарата рассказала мне историю о женщине, которая уехала в Италию и там стала успешным врачом. Она построила большой дом в престижном пригороде Милана и несказанно изумила всех соседей погребом, в который она их пригласила, наполнив его по всем молдавским правилам. Все соседи недоумевают, зачем она это делает. Она же гордится собой. Она хозяйка, настоящая хозяйка. У нее полный погреб.
(Когда я писала эти строки, мир еще не знал о новом коронавирусе. Когда я редактировала текст, эпидемия в Италии уже унесла жизни нескольких тысяч человек и страна находилась в режиме самоизоляции. В этом контексте я по-новому взглянула на погреб в доме под Миланом.)
Когда я была в гостях у друзей в коттеджном поселке под Кишиневом, который его обитатели называют «местной Рублевкой», мое внимание привлек большой дом с немалым участком возле него. Весь участок был распахан. Виднелся виноградник и хозяйственные постройки.
– Это дом одного силовика на пенсии, – сказали мне друзья. – У него даже трактор небольшой есть.
– И погреб есть?
– А как же? – друзья посмотрели на меня так, как будто я спросила, а есть ли в доме водопровод.
– А зачем ему трактор?
– Он обрабатывает весь участок.
– И кукурузу сажает?
– Да, немного, но сажает.
И зачем человеку, у которого явно есть некий капиталец – а он явно есть, он требуется, чтобы содержать большой дом, – зачем ему заводить такое большое хозяйство? А потом я поняла, что это ему нравится. Ему нравится ранним летним утром садиться за руль трактора. Он чувствует себя спокойно и уверенно в жизни, он знает: что бы ни случилось, голода в его доме не будет. Мамалыга, вино, курочка у него свои. (Когда я редактировала и этот текст в разгар эпидемии, я тоже посмотрела на ситуацию иначе.)
Обычно люди, которые любят поесть, довольно сексуальны. Как ни странно, но яркой чувственности, выраженной сексуальности в молдаванах нет. Хотя я могу ее не чувствовать, не воспринимать их тип эротизма, не считывать сигналы, которые они транслируют.
Когда мы обсуждали этот вопрос с Эксплозией, а она доказывала, что молдаване очень чувственны, то Сергей, и в шутку и всерьез, спросил: «Тогда скажи, почему мне за все это время, что я жил в Молдове, никто ничего ни разу не предложил? Я, как честный человек, скорее всего бы отказался, но почему мне не предложили?» На что Эксплозия с изысканной, но чуть сардонической улыбкой ответила: «Может быть, тебе и предлагали, только ты не понял». «Ах, вот как…» – разочарованно протянул Сергей.
