Я же про себя усмехнулась. Вот что значит приказ ворона «допросить каждого». Наверняка целитель окажется только ширмой. Одногруппники и сами не поймут, что побывали на допросе, а не на осмотре. Пока же адепты бурно обсуждали, что важнее: планы на вечер или все же стипендия. То, что происходило вокруг, еще раз подтверждало, что у громкой шумихи есть тихие дирижеры.
– А теперь следующий вопрос: Клаус, зачем ты сломал чары заморозки в музее нежитеведения? Ледяная скульптура кэльпи растаяла. Кони превратились в воду, утекли в слив – и сейчас по сточным трубам носятся дикие речные течения!
Словно вторя словам куратора, над головой что-то прогудело. Выразительно так, намекая, что трубы хоть и прочные, зачарованные заклинаниями, но все же не ипподром. А потому их может и прорвать.
Клаус, который на днях бился об заклад (и немножко – лбами) с одним из водников, сглотнул.
– Я случайно, – на чистом глазу произнес сосед.
– Случайно – это плохо спланированное специально, – припечатал Мунк и добавил: – Три дня отработки в оранжерее! И выловить кэльпи из труб!
– Но я же не маг воды, – растерялся Клаус. Отбиваться от мандрагор и хищных условно разумных циклиний навозными вилами ему явно не хотелось.
– Значит, самое время если таким не стать, то завести с такими дружбу, укрепить межфакультетские связи… Я ведь понимаю: подбитый глаз у водника, конечно, уменьшил вашему противнику обзор, но зато увеличил ему жизненный опыт.
После этих слов я почувствовала, что оный водник нынешним вечером станет еще опытнее. В том, как аккуратнее стучать на товарища, – так точно.
А пока Клаус смирялся с судьбой, куратор перешел к моей скромной персоне:
– Тайрин, зайди сейчас в ректорат. Если опоздаешь на следующее занятие, скажи, что я разрешил, – добавил Мунк и объявил: – У меня всё!
Надо ли говорить, что я сорвалась с места, едва куратор нас отпустил. Торопливо вышла из аудитории и припустила по коридорам. А вот в приемной задержалась.
Грымза-секретарша (и вовсе не по характеру, а по расовой принадлежности) предупредила, что ректор пока занят. В этом я и сама смогла убедиться, узнав голос магистра Гыргырницкого.
– А я говорю, вы подпишете мое заявление об увольнении!
– И не подумаю, – рявкнул ректорский бас в ответ. – И на каком таком основании?
– У меня профессиональное выгорание! – запальчиво ответил старый некромант.
– Ты феникс, тебе не привыкать, – парировал ректор.
– Ну все! – похоже, Гыргырницкий был на взводе.
Мы с секретаршей понимающе переглянулись и сделали вид, что ни капли не подслушиваем. Просто молчание – оно умиротворяет и вообще полезно.
– Мое терпение лопнуло! – рявкнул преподаватель. Последовал звук похожий на тот, какой бывает, когда кулаком ударяют по столу.
– Ну да! Тогда почему если у вас лопнуло именно терпение, то меня забрызгало злостью? – осадил его ректор. – Забирайте это ваше заявление, и чтобы я его больше не видел. У вас может и выгорание, а мне прикажете кем дыру в преподавательском штате затыкать посреди учебного года?
– Я не могу так. Это из-за меня… Я вчера не доглядел за ней… – гораздо тише произнес Гыргырницкий.
А что ему ответил декан – мы и вовсе не узнали. Жаль. Когда за дверьми кричали, было куда интереснее. И точно – информативнее.
Спустя пять минут дверь кабинета распахнулась, и преподаватель некромантии, увидев меня, выглядевшую живой и здоровой, остолбенел.
