Пред ними раскинулся дремучий вечнозелёный лес, устланный меж корней елей и сосен периною мхов, уже наливающийся гроздьями черники, чередуясь с рыжими шляпками крепеньких подосиновиков.
Аги, оглядевшись, уверенно двинула на шесть часов, вопреки ожиданиям почти беззвучно, будто скользя тихой поступью хищника над хворостом.
Рийго, вобрав полным вздохом грудь, затворив глаза, проникся восхитительным моментом, развеянным чередою звуковых сигналов от активации дрона Хаски, принявшего на раму большую часть снаряжения. Вернувшись к действительности, оператор вывел поверх мембранного-линзового глазного интерфейса полупрозрачное отображение карты местности, сверяясь с заранее внесёнными координатами да выставляя метки ради предосторожности.
Отряд стримеров спешно двигался через бор, оставляя позади себя вытоптанную тропу, медленно, но верно скрывающуюся поднимающимися мхами. Вокруг них океаном бурлила жизнь, щемя сердце видами иных прореженных ниспадавшими чрез кроны золотистыми лучами солнца теснин или небывалыми формами деревцев, да созвучиями пения птиц с вершин пушистых на хвою ветвей.
К бессчётным белкам, облюбовавшим шершавые корой стволы, двум стеганувшим, и не углядишь, прочь русакам, прибавился на исходе первого часа пути и сохатый, коронованный ветвистыми рогами. Невольно подойдя к небольшой берёзовой рощице, как-то затесавшейся посреди могучего сосняка, Рийго коснулся точёной белёсой красавицы рукой, припомнив строки великого писателя и собирателя карельских рун Элиаса Лённорота.
Что, краса-берёза, плачешь?
Что, зелёная, горюешь?
Не ведут тебя на битву
И к войне не принуждают.
Тихо прошептал Рийго, боясь, кабы не засмеяли остальные, и обомлел, углядев на дальней стороне истинного хозяина рощи. Величественный зверь без всяческой опаски, свистом раздувая большие ноздри, уперся пытливым удивлённым взором на чудных гостей, смотрел как на зверушек из дальнего конца подлеска стройных красавиц, чуть шелестящих зеленеющими листвой челами на ветрах.
От его удивлённого взора у Рийго чуть сдавило душу. Он даже обернулся, чуть замерев от осознания своей чуждости в этом мире.
Они шли чрез благоухающую иван-чаем траву, высотой своей чуть не скрывая с головой, залезая пухом в ноздри. Прорезали старые поля, быть может пажити или покосы, наверное, второе. А юношу не покидало то щемящее нутро чувство! Они были чужими здесь, пять пронизанных хромом и технологиями существ, вопреки природе больше вобрав в себя искусственных составляющих, нежели даров животного мира, так далеко ушедших от всего натурального.
Этот мир мог принять их раньше, когда через поля шествовали бы крепкие юноши в свободных рубахах родового узора, да с плетёнными берестяными кошелями за спиной, и девы в длинных сарафанах льняных с венками ромашек, схвативших длинные косы, не стесняясь клонившие чело благодарностью за щедрые дары матери земли, породившей их, обогревшей и прокормившей. Мог принять только до той поры, покуда своей неуёмной жаждой знаний они не опустошили его, лишив содержимого в неизгладимом устремлении катологизирования и упорядочивания, ради единой цели самовозвеличивания, подъёма на вершину собственной сотворённой пирамиды. Наука дала многое, не меньше прибрав взамен. Физика и химия уничтожила до того безраздельно властвовавших по всему мирозданию богов, изгнав сильно-могучих с небесных чертогов Вальхаллы. Ирия, Шамбалы, Олимпа.
