Попроси меня. Т. VIII - страница 17
Соратников Ленина импонировала его энергия, его уверенность в своей правоте, его способности к феноменальному ораторскому искусству, объяснять экономические теории и философские доктрины с позиции гуманизма. «Старик [Ленин] мудр, никто до него (?!) так тонко, так хорошо не разбирал детали, кнопки и винтики механизма русского капитализма»47 – услышал о 33-летнем Ленине бежавший из киевской тюрьмы в Женеву Н. Валентинов в начале 1904 г. в одной небольшой группе большевиков. «Когда Ленина величали "стариком", – поясняет Валентинов, – это в сущности было признание его "старцем", т. е. мудрым, причем с почтением к мудрости Ленина сочеталось какое-то непреодолимое желание ему повиноваться»48. Валентинов продолжает: «Сказать, что я в него "влюбился" немножко смешно, однако, этот глагол, пожалуй, точнее, чем другие определяет мое отношение к Ленину в течение многих месяцев»49.
Вот один из примеров литературного мастерства Ленина в фрагменте из замечаний книги И. Дицгена «Мелкие философские работы», созданные в основном в 1908 г.:
«Любезные сограждане! Принципы социал-демократии содержат в себе материал для новой религии, которая, в отличие от прежних религий, желает быть постигнута и понята не только чувством и сердцем, но и умом…
"Бог»", т. е. Добро, Красота, Святыня, станет человеком, снизойдет с небес на землю, но не как в старину, с помощью чуда, а естественным, земным путем…
До сих пор религия была делом пролетариата. Теперь же, наоборот, дело пролетариата начинает становиться религиозным, т. е. таким, что оно захватывает верующих всем сердцем, всей душой, всеми чувствами и помыслами…1 <…>
Речь идет об освобождении рода человеческого в самом подлинном значении этого слова. Если вообще есть что-нибудь святое, то здесь перед нами – святая святых. Это не фетиш, не ковчег завета, не святилище и не чудовище, но настоящее, осязаемое благо всего цивилизованного человечества. Это благо, или святыня, не выдумано, не явилось откровением, оно выросло из накопившегося труда истории. Как из грязи мастерской, из затраченного материала и пота рабочего создается, сверкая и блистая великолепием, новый продукт, так из тьмы варварства, из рабства народа, невежества, суеверия и нищеты, из плоти я крови людской, сверкая и сияя светом познания и науки, выросло богатство настоящего. Это-то богатство и составляет прочный фундамент для социал-демократической надежды. Наша надежда на избавление построена не на мистическом идеале, а на прочном материальном основании…
Что дает народу право не только верить в освобождение от тысячелетних мучений, но и видеть его, деятельно стремиться к нему – это феноменальная продуктивная сила, удивительная производительная способность его труда…
Справедливо, что человек и ныне еще находится в зависимости от природы. Не все еще препятствия преодолены. Культуре все еще остается много дела, можно даже сказать, что ее задачи беспредельны. Но в известной мере мы уже господа положения: мы знаем оружие, которым можно победить, мы знаем метод обращения дикого зверя в полезное домашнее животное. От молитвы и долготерпения мы перешли к мышлению и созиданию…
Конечно, все еще открываются новые заводы и полным ходом работают существующие, конечно, все еще строятся железные дороги, возделывается земля, открываются пароходные линии, каналы, новые рынки сбыта. Истина скрывается еще под личиной своей противоположности. Волк рядится в овечью шкуру2. <…>