Часы находились на подоконнике, так что, если Джейку хотелось заставить их замолчать, он должен был встать и сделать несколько шагов. А поднявшись, Джейк уже не позволял себе вновь нырять в теплую постель. Это было его незыблемым правилом. Одно время будильник стоял рядом с кроватью, на тумбочке, и Карла глушила его прежде, чем муж успевал проснуться. В таких случаях Джейк спал до семи или до восьми и весь день летел к черту. Вторым его правилом было приходить в офис к семи утра. Поэтому будильник в конце концов был помещен в ванную и прекрасно исполнял свою функцию.
Джейк подошел к раковине и плеснул в лицо холодной водой. Зажег свет и в ужасе уставился на свое отражение в зеркале. Прямые каштановые волосы стояли торчком, расстояние между ними и бровями увеличилось за ночь по меньшей мере на пару дюймов. Или они катастрофически выпадают, подумал Джейк, или лоб продолжает расти и расти. Веки опухли, во внешних уголках глаз скопилась какая-то белая дрянь. Поперек левой щеки – красный шрам, оставленный швом пододеяльника. Джейк потер его, размышляя, исчезнет ли он к началу рабочего дня. Отбросив правой рукой волосы назад, он внимательным взглядом принялся исследовать свою шевелюру. Дожив до тридцати двух лет, он не имел ни одного седого волоса, и в ближайшем будущем седина ему не грозила. Настоящей бедой было прогрессирующее облысение, оставленное ему в наследство обоими родителями. Он мечтал о пышных, густых волосах, начинавшихся в дюйме от бровей. Правда, Карла говорила ему, что волос у него все еще много. Однако и их хватит ненадолго, если выпадение не прекратится. Она уверяла, что Джейк по-прежнему красив, и он верил ей. Она убеждала его в том, что высокий лоб придает ему более солидный вид, столь необходимый молодому адвокату. И он опять верил ей.
Но как же тогда пожилые, совершенно облысевшие адвокаты? Или адвокаты средних лет, достаточно солидные, но лишенные всяких признаков шевелюры? Ах, если бы волосы могли вернуться к нему тогда, когда лицо покроется морщинами, а щеки украсятся благородными седыми бакенбардами!
Джейк размышлял обо всем этом, стоя под душем. Утренний туалет, бритье и одевание не отнимали у него много времени. В кафе он должен быть ровно в шесть утра – таково было третье правило. Выйдя из ванной, Джейк включил в спальне свет и принялся стучать ящиками и хлопать дверцами шкафа, надеясь разбудить Карлу. Это был обычный ритуал, когда в школе кончались занятия и ей уже не нужно было спешить на уроки. Сколько раз он пытался объяснить ей, что у нее весь день впереди, что она успеет еще отоспаться, что быстротечные утренние мгновения они должны проводить вместе, наслаждаясь друг другом. В ответ Карла только мычала нечто невразумительное и глубже закутывалась в одеяла и простыни. Уже одетый, Джейк вдруг бросался в постель и начинал целовать жену в ухо, в шею – куда придется, – пока она, обиженная, не поворачивалась к нему спиной. Тогда он срывал с нее покрывала и радостно смеялся, глядя, как она сворачивается в клубочек и умоляет накрыть ее чем-нибудь. Он не торопился выполнить просьбу, восхищаясь ее загорелыми стройными, почти совершенной формы, ногами. Коротенькая ночная рубашка спускалась чуть ниже грудей, и представавшее глазам зрелище заполняло его голову тысячью соблазнительных мыслей.
Примерно раз в месяц привычный ход событий нарушался. Она не возмущалась и не протестовала, и покрывала объединенными усилиями сбрасывались на пол. В такое утро Джейк раздевался даже быстрее, чем одевался, и разом нарушал по крайней мере три из своих непреложных правил. Именно так они зачали свою единственную дочь, Ханну.
