– Нет! – грозно рявкнул он. – Сегодня мы не покинем эту постель и комнату, – и, приподнявшись, шепнул мне на ухо: – Воображение всегда красочнее реальных картин. Пусть убирается и сгорает от любопытства и догадок одна страшнее другой.
И без всякого предупреждения он ущипнул меня за плечо – не больно, но так неожиданно, что я испуганно вскрикнула. За дверью послышалась возня, а потом тишина, мне так и виделось, что аристократка прилипла ухом к ней.
– Мы уезжаем, кресса Греймунна, – произнесла ранняя визитерка так, будто наигранно соболезновала моей неизбежной скорой кончине. – Прощайте, дорогая!
– Прощайте, счастливого пути! – быстро отозвалась я, чем заработала еще один щипок от мужа и, ойкнув, пораженно уставилась на него. Передо мной и правда грозный предводитель аниров, заставляющий мужчин заикаться одним своим пристальным взглядом? Сейчас он, скорее напоминал шкодливого мальчишку.
– Ты не звучишь как жертва, истерзанная за ночь ненасытным дикарем и варваром, – сообщил он мне с серьезным видом, хотя в ярких глазах прямо-таки искрился смех.
Я снова оцепенела, пойманная в плен этими лукавыми искрами, что притягивали и не позволяли оторвать взгляд, настолько потрясающими были, и пропустила тот момент, когда они обратились в завораживающее пламя страсти.
– Какая же у тебя изумительная кожа, Ликоли… – хрипло прошептал Бора, и я с опозданием осознала, что он так и не убрал пальцы после щипка – касался самыми кончиками, едва заметно, и от этого вокруг того места как будто покалывали дразнящие иголочки. – Нежная, что и тронуть боязно, а уж тронешь и намертво прилип… Нет сил оторваться…
Он гулко сглотнул и стремительно отвел руку, прижал ее к своему рту, обрушив на меня сразу же во всех подробностях воспоминания, как я гладила его там, а после убрал, стиснув в кулак, как если бы спрятал что-то, и вскочил с кровати.
– Я принесу нам еды и твою дорожную одежду, – схватив свои штаны из замши, он торопливо натянул их, а я, к своему стыду, и не подумала отвернуться, наблюдая за игрой мускулов на его бедрах и ягодицах. – Пора ехать домой, Ликоли.
– Погоди! – окликнула его я, и Бора развернулся просто молниеносно, впившись в меня глазами, полными голода и нужды. Он весь напрягся, как натянутая до предела тетива, и явно ждал от меня… того, что я могла бы позволить ему взять по его праву, но не готова предложить по доброй воле. – Ты зовешь меня «Ликоли», что это?
– Это красота, – ответил он и отвернулся так же быстро. – Цветок, лепестки которого такого же волшебного цвета, как твои глаза. Аромат пьянит и кружит голову, заставляет желать очень многого, а мед, полученный от них, темно-золотой с коричневой, прямо как твоя смуглая кожа. Но самое прекрасное – это его вкус, попробовав хоть раз, я уже не могу остановиться… – Бора сделал несколько шагов и положил ладони на дверь, будто это помогало ему стоять прямо или же оставаться на месте. – Как же я хочу познать твой вкус, Ликоли! До смерти хочу!
Он ушел, оставив меня ошеломленной и взволнованной, но вскоре вернулся с едой и ворохом меховой одежды на своем широком плече, я, опамятовавшись после его слов, за это время едва успела надеть новую нижнюю сорочку и рылась в недрах сундука в поисках платья в дорогу.
– Это не пойдет, – покривился Бора, глянув на ткань, как на личного врага. – В своих платьях ты можешь замерзнуть в пути. Я собираюсь одеть тебя в мех с головы до ног и не допущу этого.
