– Давай помогу, – его руки ловко подхватили мой полушубок. Он разделся сам, повесив верхнюю одежду в шкаф у входа, и, сунув руки в карманы брюк, вальяжно прошелся по комнате, изучая обстановку. Потом повернулся ко мне, глядя выжидающе и оценивающе. Я чувствовала себя неловко и растерянно. Мы впервые могли не думать об опасности и вести себя совершенно свободно, но волнение от того, что я не знаю, чего мне следует теперь ожидать от собственного брата, захлестнуло меня с головой. Митя подошел к одному из высоких кресел и уселся в нем, свободно откинувшись на спинку. Дух захватывало от одной только мысли, что этот красивый, уверенный, элегантный молодой мужчина снял такой шикарный номер, чтобы провести в нем со мной новогоднюю ночь… Таинственная улыбка на его губах, плотоядный блеск его беззастенчиво скользящих по мне глаз, дорогой, прекрасно сидящий на его спортивной, стройной фигуре костюм, расстегнутая на груди белоснежная рубашка, красивые, сильные, но изящные руки с длинными пальцами, лежащие на подлокотниках кресла… Весь его вид властелина положения, самоуверенного хозяина жизни, знающего себе цену, взбудоражил во мне инстинкты.
– Устала? – поинтересовался Митя, но мне почему-то показалось, что спрашивал он на самом деле вовсе не об этом.
– Я… даже не знаю.... – еле выговаривая слова от накатившего волнения, ответила я. Сердце так колотилось, что о сне невозможно было даже думать.
– Я замучил тебя сегодня, – с легкой насмешкой произнес он. – Не бойся, я не всегда такой беспощадный, – по его рельефно очерченным чувственно сочным губам прошелся кончик языка. Брат словно дразнил меня или выжидал чего-то, желая увидеть, как поведу себя я, если мне предоставить полную свободу выбора. Я разом вдруг вспомнила все наши объятья, вздохи, прикосновения и подумала, что раз мы все-таки здесь, то почему бы не броситься в этот омут.
Я сняла туфли на шпильках и босиком прошлась по комнате, выглянула в окно, за которым снегопад жадно поглощал силуэты Собора Василия Блаженного, кремлевских стен и башен, потом подошла к Митиному креслу сбоку, уперлась коленом в подлокотник и положила руку на спинку в поиске опоры. Брат небрежно откинул руку и провел по моим ножкам в шелковистых полупрозрачных чулочках тыльной стороной ладони, нежно поиграв краешком подола. Его рука подцепила тяжелую ткань юбки и потянула вверх, открывая перед ним плоский белый животик, бесстыдно голые лепестки и стройные ножки. Подушечки его пальцев неторопливо прочертили замысловатые узоры на коже, заставляя меня дрожать от нетерпения и больно кусать губы. Когда он, наконец, добрался до горящей от возбуждения киски, у меня чуть не подкосились колени от нахлынувшей томительной слабости. Мучительно нежные скользящие движения заставили распахнуть губы, жадно хватая воздух, закрыть глаза и судорожно вцепиться в спинку кресла побелевшими от напряжения пальцами. Затем его лицо приблизилось, опаляя горячим дыханием, руки больно сжали попку, притягивая и лаская, влажные губы принялись покрывать поцелуями живот, лобок, ноги и, наконец, добрались до вожделенной складочки между влажными розовыми лепестками. Язык, дразня, поласкал бусинку клитора, но совсем не долго. Два пальца скользнули в текущую киску, разжигая внутри адский пожар. Не в силах сдержаться, я издала чувственный стон, вся извиваясь, безмолвно умоляя его проникнуть глубже.
