– И именно поэтому тебе нужно это сделать, – сказала моя лучшая друга.
– Почему?
– Ты знаешь почему. Послушай, Кэти, я была рядом с тобой. Несмотря ни на что. Я наблюдала, как ты хандрила последние два года своей жизни…
– Один год и десять месяцев. Давай не будем преувеличивать.
Кто-то постучал в дверь ванной.
– Кэти?
Это была Мэгги. Похоже, она пришла, чтобы отвести меня на съемку моей сцены. Я представила себе Джесси Мэйса, ожидающего меня там… он ведь тоже будет полуголым?
– Минутку! – отозвалась я так непринужденно, как только могла, несмотря на то что к горлу снова подступила желчь. Я пыталась подавить ее, но она побеждала.
– Та-а‐ак, – упорствовала Деви. – Я наблюдала, как моя самая лучшая в целом мире подруга переживала один год и десять месяцев из-за какого-то придурка, который и мизинца ее не стоил…
– Деви…
– Подожди. Он никогда не заслуживал тебя, и мы обе это знаем. Я думаю, в глубине души ты осознаешь, что он был конченым ублюдком, и то, сколько боли он тебе принес… омерзительно.
Меня вырвало. Тихо.
Совсем чуть-чуть, в великолепную мраморную раковину татуированного менеджера Джесси Мэйса.
– Но то, что ты все еще позволяешь этому управлять своей жизнью, – сказала Деви, не обращая внимания на мою рвоту, – Кэти, это в твоих руках…
Поэтому.
Именно поэтому Деви была и всегда будет моей лучшей подругой.
Она любила меня, когда я нуждалась в любви. И она стойко и непоколебимо любила меня, когда мне требовался пинок под зад. Неизменно.
– Ты права, – прохрипела я. Я прополоскала рот водой и сплюнула в раковину, смывая рвоту в канализацию.
– Тебе нужно схватить этот момент за яйца. Забери свою гребаную жизнь обратно, детка.
Деви всегда пыталась заставить меня ухватиться за что-нибудь. Обычно это жизнь. Иногда – мужчина.
Я никогда не была так благодарна ей за это.
– Ладно, – сказала я.
Она была права, и я это знала.
Я не могла позволить тому, что случилось со мной почти два года назад в тот дерьмовый день, который должен был стать лучшим днем в моей жизни, – разрушить мою жизнь.
И если я не предприму решительных действий, именно это и случится.
– Я сделаю это.
Я промокнула рот салфеткой, дабы убедиться, что на моем накрашенном лице не осталось следов рвоты, и посмотрела на себя в зеркало.
– И правильно.
– И кстати, – сказала я ей, – я люблю тебя.
Я повесила трубку и воспользовалась ополаскивателем для рта, который, благодаря какому-то маленькому чудесному стечению обстоятельств, остался на подносе с туалетными принадлежностями для гостей.
Затем я глубоко вздохнула, открыла дверь и отправилась целоваться с рок-звездой.
Я сидел на огромной кровати, в то время как вокруг меня работала команда в некоем организованном хаосе, – но меня заботил не хаос. Хаос не был чем-то неизведанным. Я просто абстрагировался от него и начал играть фрагменты своей новой песни на одной из старых акустических гитар. Эта маленькая репетиция была для меня лучшим способом разобраться с тем дерьмом, что творилось у меня в голове, чем методы, используемые моими приятелями по группе.
Когда Дилану было хреново, он, как правило, растворялся в воздухе.
Эль вступала в конфронтацию.
Зейн трахался до потери пульса – что, по крайней мере, прогресс, по сравнению с его жутким алкогольным прошлым.
Я же играл на гитаре. Сочинял музыку. Писал песни, пока не чувствовал, что становится легче, и то, что терзает, отступало.
