«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма - страница 39

В то же время в середине 1980-х гг. опрос среди американских специалистов по психологии образования показал, что 53 % экспертов верили в то, что различия в коэффициенте умственных способностей между белыми и черными были, по крайней мере, частично связаны с генетическим фактором. И лишь 17 % относили эти различия на счет окружающей среды[368]. Иными словами, какого-либо единства в среде ученых не отмечалось. Мало того, к большому разочарованию специалистов, появившиеся в научной среде сомнения в правомерности концепции «расы» не оказали почти никакого влияния на общественное мнение. Ведь, как уже отмечалось в литературе, «“наука” о расе, влияющая на общественное мнение, идет не только из мира науки. Народную “науку” создают финансируемые частными фондами мыслители, занимающиеся политическими проектами и формированием общественного мнения, преследуя какие-либо особые интересы»[369].

Для большинства обывателей раса по-прежнему представляется биологической реальностью. Всеамериканский опрос, проведенный социологами из Чикагского университета в феврале – апреле 1990 г., показал устойчивость расовых стереотипов у белого населения: большинство белых (более 50 %) по-прежнему считали, что чернокожие и испаноязычные предпочитают не работать, а жить на социальные пособия, что все они ленивы, склонны к насилию, обладают более низким интеллектом и менее патриотичны, чем белые[370] (рис. 2). В то же время в последующие десять лет социологи отмечали постепенное падение популярности расовых стереотипов: в 2000 г. те были выявлены лишь у четверти белого населения[371].

Вместе с тем, как отмечают специалисты, правила политкорректности, требующие избегать расово окрашенных рассуждений, приводят к тому, что расистский дискурс теперь нередко ведется в терминах «нации» и «культуры», превратившихся в кодовые выражения для него[372]. Мало того, не оправдалась и отмеченная выше вера Э. Монтегю в то, что концепция «этнических групп» поможет избавиться от расизма. Окружающая нас действительность говорит об обратном: теперь этнические понятия и термины нередко используются в качестве заменителей прежних расовых категорий. С их помощью в открытой или завуалированной форме осуществляются стигматизация и дискриминация целых групп «культурно иных»[373]. Как отмечают некоторые аналитики, «самые частые формы расизма связаны не с явными идеологиями или дискурсами биологической инфериоризации, а с разными формами [социального] исключения тех, кто не принадлежит к исконной культуре политически доминирующей этнической группы. Как в дискурсе, так и в практике представление о культурных отличиях пришло на смену представлению о биологических отличиях в качестве основы для [социального] исключения или инфериоризации»[374].

По словам Р. Майлза и М. Брауна, в последние годы риторика расистского дискурса изменилась: произошла «перекодировка», и прежняя лексика, насыщенная расовыми терминами, сменилась новой, где прежние значения придаются новым лексическим приемам и оборотам. При этом расизм в некоторых ситуациях может совпадать с национализмом[375]. Тем самым вместо прежнего биологического превосходства нынешние расисты предпочитают оперировать понятием культурной инаковости, но при этом в лексиконе наших современников культура нередко преподносится как некое «генетическое наследие». В этом контексте расовые и этнические категории начинают сливаться. С одной стороны, происходит этнизация расовых групп, а с другой – расиализация этнических. По справедливому мнению ряда авторов, расистские настроения «могут быть направлены против любой этнической группы, подвергшейся расиализации. Поэтому расисты придают значение не только физическому облику, но также языку, религии, одежде и любым другим культурным особенностям, если они воспринимаются как признаки особой человеческой общности, наделенной неизменным наследием»