Ты отражаешь бешеный напор
Валов, кипящих яростью кровавой.
Твой гордый дух – бессмертия залог.
Да, умер ты, но умереть не мог.
Да, ты погиб, но победил со славой!
Утихни, ураган! Прибой, молчи!
Друзья и недруги, отбросьте прочь мечи,
Не наносите яростных ударов!
Замрите со склонённой головой!
Пусть в тишине мой голос огневой
Вас к скорби призовёт: погиб Макаров!
В морской пучине, там, где вал кипит,
Защитник Порт-Артура ныне спит.
Стихотворение публиковалось на страницах японских газет, и – поразительно: со стороны властей не последовало каких-либо нареканий в адрес поэта. Столь велико было в Японии уважение к Степану Осиповичу Макарову!
…В числе немногих, находившихся на борту «Петропавловска», кому удалось спастись, оказался великий князь Кирилл Владимирович Романов, двоюродный брат императора. Назначенный в штаб Тихоокеанского флота начальником военно-морского отдела, он четыре дня тому назад прибыл в Порт-Артур. Великий князь не отличался выдающимися способностями и не рвался к исполнению своих обязанностей. Едва оказавшись в городе, он устроил грандиозную попойку, на которую собрал офицеров эскадры, и не просыхал до самого выхода в море на борту флагмана… После гибели крейсера его вытащили из воды моряки вельбота с минного крейсера «Гайдамак». В тот же вечер Кирилл Владимирович на поезде покинул Порт-Артур, добрался до Санкт-Петербурга и, не задержавшись в столице, отправился в Германию – лечиться от полученного в море переохлаждения. Вскоре он был награждён золотым оружием с надписью «За храбрость». А столичные острословы пустили в оборот едкую эпиграмму:
Погиб «Петропавловск»,
Макаров не всплыл.
Но спасся зачем-то
Царевич Кирилл!
Этот «царевич» ещё покажет себя спустя тринадцать лет, когда предаст Николая II, поддержав Февральскую революцию. Он явится в Государственную Думу с красным бантом на адмиральском кителе и отрапортует председателю Думы М. В. Родзянко: «Имею честь явиться к вашему высокопревосходительству. Я нахожусь в вашем распоряжении, как и весь народ. Я желаю блага России». Впрочем, это не помешает ему спустя ещё семь лет объявить себя российским императором в эмиграции.
***
«Макарова оплакивает Россия, Верещагина оплакивает весь мир», – писали «Санкт-Петербургские ведомости». И в самом деле, первые полосы крупнейших печатных изданий мира полнились скорбными откликами на смерть Василия Васильевича Верещагина. Японский поэт и художник Кунитаро Косуги опубликовал стихотворение «О художнике, написавшем картину «Пирамида черепов»16, в котором были такие слова: «…Когда разразилась кровавая бойня и дети двух стран стали убивать друг друга, ты призвал их к войне против войны». И он был прав, ибо Верещагин и сам не переставал утверждать, сколь претит ему человекоубийство. «Больше батальных картин писать не буду – баста! Я слишком близко к сердцу принимаю то, что пишу, выплакиваю (буквально) горе каждого раненого и убитого…», – писал он в 1882 году критику В. В. Стасову. Однако снова и снова ехал на очередную кровавую страду, дабы показывать человечеству ужасы войны.
И погиб художник на боевом посту, в полном смысле этого слова. Вот как описал последние мгновения его жизни командир броненосца «Петропавловск», капитан первого ранга Н. М. Яковлев:
«За несколько секунд до взрыва я побежал в боевую рубку, чтобы убедиться в том, правильно ли было передано приказание рулевому. В этот момент я видел полковника Агапеева – он записывал подробности происшедшего боя. Подле Верещагин что-то спешно зарисовывал. Внезапно раздался грохот взрыва…».
