Поручик, притворяясь растерянным, потупил глаза, невольно уставившись даме в декольте.
– А откуда у вас такие сведения, сударыня? Последнее время я никому не открывал своего сердца.
– В начале бала с вами танцевала одна девушка. – Шатенка смущённо улыбнулась. – Она спросила вас, почему вы два года никуда не выезжали. А вы так выразительно вздохнули… Значит, причина в сердечных делах! Когда девушка передала мне вашу с ней беседу, я сразу так решила.
– Сударыня, вы столь же проницательны, сколь и прекрасны, – ответил Ржевский. – А когда вы на меня так смотрите, я чувствую, что моё сердце понемногу исцеляется… Если бы вы подарили мне ещё один танец…
– Это невозможно, поручик. – Дама ещё больше смутилась, а глаза ещё больше заблестели. – На все другие танцы я уже приглашена. Всё расписано до конца бала.
– А если бы мы с вами уединились в дальней комнате…
– Это невозможно, поручик.
– Вас и туда кто-то пригласил раньше меня? – удивился Ржевский.
Дама звонко рассмеялась:
– А вы шутник, – но так ничего и не ответила.
Во время вальса другая дама, блондинка с нежным личиком, тоже расспрашивала Ржевского о сердечной ране:
– Поручик, до меня дошли слухи, что вы жестоко страдаете.
– Страдаю, сударыня, – отвечал Ржевский. – Но когда вы рядом, мне делается легче.
– Отчего же?
– Возможно, оттого, что дама, из-за которой страдает моё сердце, блондинка, как и вы, – сказал поручик. Разумеется, если б его партнёрша по танцу оказалась брюнеткой, он и причину своих страданий назвал бы брюнеткой.
– О! – оживилась дама. – Значит, вы любите блондинок, поручик?
– А вы рыжих мужчин любите, сударыня? – спросил Ржевский, тряхнув рыжими кудрями.
– На что вы намекаете? – замялась блондинка.
– На то же, на что и вы, – ответил поручик.
– Я не на это намекала, – решительно произнесла дама.
– А на что?
– Сама не знаю.
– А откуда тогда знаете, на что намекал я?
Блондинка наморщила носик:
– Поручик, догадаться не сложно: вся Россия знает, что вы всегда намекаете на одно и то же!
На кадриль Ржевский пригласил даму с рыжеватыми волосами и прелестными веснушками, просвечивавшими сквозь пудру.
– Поручик, я о вас наслышана, – сказала рыжая прелестница.
– О том, что я жестоко страдаю? – спросил Ржевский.
– А также о том, что вы известный пошляк, – улыбнулась дама. – Поэтому со мной воздержитесь от пошлостей.
– Это как?
– Никоим образом не упоминаем пошлые предметы.
– А про предметы гардероба говорить можно?
– Про те, которые скрыты от глаз? Разумеется, нет.
– А про такие непошлые, как шляпа или перчатки?
– Ну, если про них…
– Тогда, – начал поручик, – признаюсь, как мне жаль, что кавалерам нельзя танцевать с дамами, не надевая перчаток.
– Ох, поручик! Вы даже из разговора о перчатках сделаете пошлость, – заметила дама. – Танцевать без перчаток – неприлично.
– Всё познаётся в сравнении, – возразил Ржевский. – Вот если б я танцевал ещё и без верхней части мундира, в одних рейтузах…
Рейтузы не являлись скрытой частью гардероба, поэтому дама не могла упрекнуть поручика в нарушении запретов:
– В одних рейтузах это уж совсем неприлично, – ответила она.
– А если бы дама танцевала без платья, только в белье и корсете?
– Поручик! Вы нарушили запрет.
– И всё же ответьте.
– Это совсем-совсем неприлично!
– А если бы я танцевал вообще нагишом?
– Это совсем-совсем-совсем неприлично!
– А если ещё и дама начнёт нагишом танцевать?
– Это так неприлично, что дальше некуда!
