Посейдень - страница 13

– А ты пессимист.

– Хорошо, если так. Ведь это значит, что на самом деле всё лучше, чем мне кажется.

Полина снова улыбается, ведь она ещё не знает, что с ней у меня тоже ничего не будет. Мирослава ёрзает на коленях у Филиппова, поглядывая на нас. Ася вернулась и ругает за что-то писателя Хренова. Кто-то опять переключает музыку. Одна песня хуже другой. И так весь вечер.

– Ты должен что-то сделать, – говорит Полина, словно прочитав мои мысли.

Она права. Я залпом допиваю ром с колой и отправляюсь к ноутбуку с музыкой. Включаю Queen & David Bowie – «Under Pressure». Ну, какой идиот первым скажет, что это «Ice Ice Baby»?

– Айс айс бэби! – выигрывает Пиштак.

– Это Фредди Меркьюри и Дэвид Боуи, – говорит Филиппов.

– Кто-кто? – переспрашивает Пиштак.

– Фредди Меркьюри и Дэвид Боуи, – терпеливо повторяет Филиппов.

– Фредди Меркьюри? Это который пидорас что-ли?

И вот тут наконец появляется Руслан. Богатырь. Никогда не грустит. Водка, сноуборд, иногда Гоа. Он произносит:

– Знаешь, Пиштачек. Тебе, конечно, с крана далеко видать. Только после того, что Фредди Меркьюри сделал для мировой рок-музыки, называть его пидорасом дозволено только тем, кто сам таковым является. Ну, знаешь, по-дружески. Как нигеру нигера.

И бьёт в гонг. Через секунду зал лежит. Некоторые люди всегда появляются вовремя. Выпил с Русланом. И с Полиной. И ещё раз с Русланом. И с Филипповым тоже выпил.

И вот ночь рождения на исходе. Попрощался со всеми, кто ещё на ногах, одеваюсь. Слышу, кто-то в кухне напевает:

– Пять утра, пять утра – это много или мало?..

Кроме меня, в прихожей дислоцируется пьяный вусмерть писатель Хренов. Вот что он мне говорит:

– Я л-люблю тебя, мужик.

– Любовь – это прекрасно. Но мне женщины нравятся.

– Что? Да н-не, я не в этом смысле. Я просто давно хотел спросить тебя к-кое о чём. Как писатель писателя.

Надо сваливать.

– Серёжа, как создать сверхчеловека?

– Ох не нужно тебе об этом знать, писатель Хренов. Но завтра ты нашего разговора не вспомнишь, так что скажу. Достаточно правое полушарие мозга учёного пересадить художнику.

– Что… и всё?!

– И всё.

Хренов поражённый уходит в кладовку.

Мчусь на такси домой. Дивная ночь. Рубины стоп-сигналов множатся в инее на стеклах. Мимо плывёт громада Охтинского моста. Потрескивают льды в Неве. Яблочко от яблони далеко катится. Ты можешь освободиться от всего, кроме свободы. Освободиться от всего, кроме свободы. Откупоривая вино, многие держат бутылку и вращают штопор, а кое-кто держит штопор и вращает бутылку, вам не доводилось замечать?

Такси довозит меня до самой постели. Главное теперь – уснуть.

Один Стивен Хокинг прыгнул в чёрную дыру.

Два Стивена Хокинга прыгнули в чёрную дыру.

Три Стивена Хокинга прыгнули в чёрную дыру.

Четыре Стивена…

Кажется, уснул. И чудится, будто Янина Гжель выкладывает мой сон в Инстаграм.

Сильнее всего за всю свою жизнь я напился в детстве. Возможно, теперь этой фразой никого не удивишь. Да и речь, пожалуй, не о детстве, а, скорее, о юности – смотря чем считать возраст девятого класса в начале двухтысячных.

У нас тогда была рок-группа на правах школьного ансамбля. Солист Веня Зыль хотел назвать её «Проклятые Всевышним». Я, будучи гитаристом, предлагал имя «Пальмовый Вор». Басист Толя Черёмушкин и ударник Стас Лимонов просто рубились – их мало волновало название. После долгих споров мы начали именовать себя «Гольфстрим».