А вначале, бродили они вдвоём по Москве, молодые и весёлые, задавая друг другу странные, нелепые вопросы.
– Как ты думаешь, Катя, почему люди принимают решения добровольно уйти из жизни?
– Не знаю. Быть может, когда остаются в полном одиночестве, когда ощущают холод, пустоту, ужас.
Повзрослев и возмужав, Игорь стал грустным и замкнутым, будто что-то надломилось в нём. Он сторонился шумных компаний, избегал застолий и всё свободное время проводил за письменным столом.
– Что с тобой происходит? – теребила его жена, – Может хватит хандрить? О чём ты всё время думаешь?
– Трудно бывает говорить о сокровенном, а писать ещё труднее, – отвечал он, – Ты не сможешь меня понять, Катюха, прости… Я обречён на вечное внутреннее одиночество, на невозможность быть понятым другими.
Про прежнюю свою озорную весёлость и ненасытную любознательность говорил так:
– Молодые мы были, весёлые, наполненные неиссякаемой энергией молодости!
У Кати от этих разговоров скорбело сердце в предчувствии неотвратимой беды.
Вскоре Игорь потерял работу. О причине своего увольнения он нехотя рассказал жене в двух словах. Катя, конечно, догадывалась, что истинной причиной увольнения был непростой характер мужа. Он остро чувствовал несправедливость, не столько по отношению к себе, сколько к коллегам, и нередко вступался за них. Дружные и крепкие трудовые коллективы нынче большая редкость, да и предприятий, где они могли обитать, почти не осталось. В сложившейся обстановке, пользуясь всеобщей разобщённостью, начальство очень легко и быстро, без особых моральных для себя потерь, расправляется с неугодными сотрудниками, «отстреливая на дальних подступах» потенциальных зачинщиков забастовок и походов к руководству. Учитывая тот факт, что большинство рабочих мест занято «понаехавшими», риск возникновения стихийного недовольства условиями труда практически сведён к минимуму. Большинство таких сотрудников обложены ипотеками и кредитами, так что риск потерять даже такую работу, берёт верх над солидарностью, дружбой, взаимовыручкой. В подобных коллективах процветают слежка коллег друг за другом, доносы, подставы, холуйство и прочие мелкие злодейства. Выживать в таких условиях людям открытым, честным, добрым, отзывчивым, становится непросто, а порой даже и невозможно. Последние реформы и потрясения ещё сильнее повредили человеческий характер. Те, кто сохранил в себе прежние добрые черты – оказались самыми неподготовленными к новым реалиям жизни, беспомощными неудачниками, не способными заработать себе на жизнь. Таким был и Игорь Торбеев. Пользуясь своим вынужденным положением, он работал по ночам и покидал письменный стол только на рассвете.
– Твои рассказы и повести забирают у тебя все силы. Так и захиреть недолго, – говорила Катя проснувшемуся в полдень мужу.
– Да я бы всего себя отдал им без остатка, была бы моя воля!
Игорь сидел на кровати с закрытыми глазами и слегка покачивался из стороны в сторону.
– Вставай же, сонная тетеря! – теребила его жена.
– Да, я сонная тетеря… – тихо отвечал он.
– Обед проспишь!
– Мы созданы из того же вещества, что и наши сны, – продолжая покачиваться, отвечал Игорь, – Не мешай, я думаю.
– В одно прекрасное утро я разорву все твои бумаги и сожгу их у тебя на глазах!
– Не имеешь права, – невозмутимо заметил он, – Это моё выстраданное право – жить искусством. Теперь оставь меня, я думаю.
