Этот момент навсегда врезался ему в память – до того он был необычным. Вите показалось, что время и правда остановилось.
Лена двинула коробочку к себе и открыла ее. Лицо ее тут же преобразилось, посветлело. Она улыбнулась – и пионерский галстук на ее шее как‑то расправился, стал еще более алым, радостным. Ведь на самом деле у обычного советского школьника, да и не только школьника, в понедельник не так уж много радостей. А если вспомнить, что впереди было еще три сложных урока – литра, физика и геометрия, так и вовсе выходило, что поводы для радости отсутствовали.
А свежая корзиночка на завтрак могла стать настоящим поводом для счастья.
– Это… это все мне? – пролепетала она.
– Ага, – кивнул Витя. – Тебе.
Рефлекторно она привстала, поддерживая юбочку, нагнулась к нему и чмокнула в щеку.
Витя вспыхнул, внутри его все задрожало. Он инстинктивно приложил руку к месту поцелуя, словно это была легкая весенняя бабочка, боясь что сейчас она взмахнет крыльями улетит, растает в светлой дымке школьной столовой.
Лена не стала дожидаться его реакции, она взяла коробочку, прижала ее к груди и понеслась туда, где вновь зазвенели веселые голоса и смех и ругань кухарки бабы Светы, которой теперь надлежало убирать разлетевшийся вдребезги по всему полу стакан.
Время вновь пошло своим чередом, а Витя так и сидел, подперев голову рукой, пока не раздался звонок, возвещающий окончание длинной перемены.
* * *
Поймали его за гаражами, между грязной, залитой вонючим черным маслом эстакадой и заброшенным колодцем, куда, по городской легенде, неуловимый маньяк по кличке «Моцарт» сбрасывал зазевавшихся или поздно загулявших детишек. Не брезговал он и взрослыми, чаще девушками, студентками и старшеклассницами и все они исчезали навсегда и безвозвратно.
Витя не знал, откуда взялась эта легенда, однако про Моцарта в их районе слышали все, и он стал, если можно так выразиться, частью городского ландшафта, точнее его окраины.
Били втроем, заправлял Шкет, а с ним двое незнакомых парней – на год или два старше.
– Я говорил тебе к ней не подходить? – пробасил Шкет. – Но ты не понял.
Последовал короткий удар под дых, Витя его не ожидал и согнулся в три погибели. В глазах поплыло, больше от обиды, чем от боли. Потом тумаки понеслись градом, он успел закрыть локтями лицо, но не упал. Он слышал, что стоять нужно во чтобы то ни стало.
Потом Витя улучил момент и между ударами, собрав всю волю и ярость в кулак, выкатил прямой правый прямо Шкету в глаз. Так получилось. Поскуливая, тот осел как срубленная молоденькая березка.
Но силы были явно неравны.
– Еще раз подойдешь к ней, будем бить по‑настоящему, – сказал крупный, похожий на карпа, с выпученными глазами и толстыми губами парень. Его лицо было усыпано огромными мерзкими, местами лопнувшими прыщами. Черная куртка металлиста с заклепками позвякивала не застегнутой пряжкой.
Второй – высокий, нескладный как жердь, вытащил из кармана кастет.
– Видишь это?
Вытирая кровь, капающую с носа, Витя кивнул.
– Последнее предупреждение. Если не дойдет, нырнешь к Моцарту. Усек?
Двое старшеклассников схватили его за ноги, подняли и поднесли к колодцу, черный зев которого открылся прямо перед ним во всей своей ужасающей явности.
Дна не было видно, лишь ржавые петли, наполовину обломанные – спускались вниз и исчезали в вонючем чреве.
Шкет встал по другую сторону колодца, а двое пацанов опустили его прямо внутрь.
