После барьера - страница 10

Надев костюм, Виктор принялся искать ключи. Как и обычно валялись они на полу, но в этот раз их не было видно. Через пару минут взгляд упал на недоеденную пачку синтетических чипсов возле кровати. Парень отпихнул их ногой и наконец нашел необходимое. Тут же он вышел из квартиры, закрыв дверь жестом руки.

На этаже как всегда было много людей, которых слышно было даже в квартире. Шумоизоляция уже особо не помогала. На этаже ошивались все, кому хотелось: бездомные, просившие милостыню, какие-то шайки подростков, сбежавших из дома, пьяные ребята, тусившие у кого-то из местных в квартире.

– Э, модник! Наличка есть? – свистнув спросил парень, еле стоявший на ногах. Удивительно, как он еще связывал слова.

– Линзами плачу, – сухо ответил Виктор, проходя мимо.

Лифт ехал долго. Раньше казалось, будто минуты растягиваются до бесконечности. Но если живешь на восьмидесятом этаже, то быстро привыкаешь. Это уж точно быстрее, чем спускаться по лестнице. Вскоре Виктор оказался на парковке и вставил ключ зажигания в свой мотоцикл. Это был спортбайк яркого фиолетового цвета, выпущенный еще когда ему было лет пять. Проверив количество бензина, Виктор выехал с парковки и направился в сторону магистрали.

Стояла глубокая ночь. Намека на рассвет еще не было. Мотоцикл несло по узким улицам, вплотную заставленным зданиями, которые будто соревновались за первое место по высоте. Сырой ветер бил в лицо, пахло непонятным ассорти промышленных выбросов. В лужах расплывались радужные пятна бензина и отражались неоновые нескончаемые вывески магазинов, баров, забегаловок, отелей и различных компаний. По современным меркам Энеко был густонаселен, но, несмотря на это, людей на улице было заметно меньше, чем обычно. Возможно, дождь, прошедший пару часов назад, загнал всех обратно домой, а возможно, причина была в том, что многим просто не до ночного веселья, ведь с утра нужно идти на работу. Под мостами, накрывшись старыми тряпками, дремали бездомные. Кто-то грелся, сжигая афиши концертов и рекламные брошюры в огромной банке из-под консервированного синтетического мяса. В городе текла обычная ночная жизнь. Она не останавливалась ни на секунду. Сложно представить, сколько энергии уходило на то, чтобы все эти вывески сияли сутки напролет. Из-за них создавалось ощущение, что ночь вовсе перестала существовать, и понять, какое сейчас время суток, помогали только часы. На самом деле в Энеко день и ночь и без вывесок сильно не отличались, ведь люди не видели солнца уже больше десяти лет. Лишь небольшое светлое пятно еле просвечивало через смог и дым, застилавшие все вокруг. Но достижения технического прогресса, видимо, полностью заменили необходимость в нем.

Виктор продолжал смотреть по сторонам. Он чувствовал необъяснимый дискомфорт. Скорее всего это было вызвано чрезмерным шумом от мотоцикла, что привлекало внимание зевак, каких-то уличных преступников да и просто заставляло людей зажигать свет в ближайших квартирах. Виктор часто спрашивал себя, о чем думают люди, обращающие на него внимание посреди ночи, или представлял, как его проклинают уставшие родители, чьих детей разбудил рев его спортбайка. Все это напрягало его, но в то же время вызывало внутри чувство важности своей персоны в данный момент.

Его экипировка была достаточно новой. Чаще всего такая выдавалась корпоративным работникам, предпочитавшим передвигаться на мотоциклах. Это была привилегия, доступная немногим. Для работодателей такой подход к своим сотрудникам был частью соревнования по крутости, что скорее всего было проявлением юношеского максимализма. Крупными корпорациями в новом мире управляли ребята, которым еще даже не было двадцати. Интересно, как такие парни вообще попадали на посты глав фирм, которые закладывали свой фундамент еще в начале 20-го века? Хотя, может, это было и к лучшему, ведь помимо того, что внешне корпорации напоминали обертку, полную дешевого пафоса, они все же боролись за свое место под давно исчезнувшим солнцем. Они вкладывались в развитие технологий, тратили огромные деньги на изучение человеческого тела, пытаясь найти решение для преодоления «тридцатилетнего барьера». Опять же, все в мире окрашено в оттенки серого. Однозначно хорошего или плохого нет.