После гегемонии. Что будет с ними и с нами - страница 18

Потенциальная сила может также определяться размером рынка для импорта. Угроза перекрыть доступ определенного государства к собственному рынку, разрешив при этом доступ другим странам, является «мощным и исторически значимым оружием экономической “силы”» (McKeown, 1983a, p. 78). И наоборот, предложение открыть свой собственный огромный рынок для других экспортеров в обмен на уступки или почтение может быть эффективным средством влияния. Чем больше собственный рынок и чем больше свободы действий у правительства при его открытии или закрытии, тем больше потенциальная экономическая власть.

Последним аспектом экономического превосходства является конкурентное первенство в производстве товаров. Иммануил Валлерстайн определил гегемонию в экономических терминах как «ситуацию, в которой товары данного стержневого государства производятся настолько эффективно, что они в общем и целом конкурентоспособны даже в других стержневых государствах, и поэтому данное стержневое государство будет главным бенефициаром максимально свободного мирового рынка» (1980, с. 38). Как определение экономического перевеса это определение интересно, но плохо проработано, поскольку в условиях общего равновесия платежного баланса каждая единица – даже самая бедная и наименее развитая – будет обладать некоторыми сравнительными преимуществами. Тот факт, что в 1960 году Соединенные Штаты имели дефицит торгового баланса по текстилю и одежде, а также по основным промышленным товарам (уже существующим товарам, в целом не связанным с использованием сложных или новых технологий), не свидетельствует о том, что они утратили доминирующий экономический статус (Krasner, 1978b, pp. 68–69). Действительно, следует ожидать, что государство с преобладающим экономическим положением будет импортировать трудоемкую продукцию или продукцию, произведенную с использованием хорошо известных технологий. Конкурентное преимущество не означает, что ведущая экономика экспортирует все, но что она производит и экспортирует наиболее прибыльные товары и те, которые станут основой для производства еще более совершенных товаров и услуг в будущем. Как правило, эта способность основывается на технологическом превосходстве страны-лидера, хотя она также может опираться на ее политический контроль над ценными ресурсами, приносящими значительную ренту.

Таким образом, чтобы считаться гегемоном в мировой политической экономике, страна должна иметь доступ к важнейшим видам сырья, контролировать основные источники капитала, иметь обширный рынок для импорта и обладать сравнительными преимуществами в производстве товаров с высокой добавленной стоимостью, обеспечивающих относительно высокую заработную плату и прибыль. Кроме того, по всем этим параметрам в целом она должна быть сильнее любой другой страны. Теория гегемонистской стабильности предсказывает, что чем больше одна из таких держав доминирует в мировой политической экономике, тем более кооперативными будут межгосударственные отношения. Это упрощенная теория, опирающаяся на то, что в главе 2 было названо «моделью базовых сил», в которой результаты отражают реальные возможности акторов.

Однако, как и многие подобные модели базовых сил, эта грубая теория гегемонистской стабильности дает несовершенные прогнозы. В двадцатом веке она верно предсказывает относительную кооперативность двадцати лет после Второй мировой войны. Однако она, по крайней мере частично, ошибается в отношении тенденций сотрудничества в период ослабления гегемонии. В период между 1900 и 1913 г. падение британского могущества совпало с уменьшением, а не увеличением роста конфликтов по коммерческим вопросам. Как мы увидим в главе 9, недавние изменения в международных режимах можно лишь отчасти объяснить снижением американской мощи. Как интерпретировать предшествовавшие межвоенному периоду разногласия, сложно, поскольку неясно, была ли какая-либо страна гегемоном в материальном плане в течение этих двух десятилетий. Соединенные Штаты, хотя и значительно опережали Великобританию по продуктивности, не заменили ее в качестве важнейшего финансового центра и отставали по объему торговли. Несмотря на то что американская внутренняя добыча нефти в эти годы была более чем достаточной для удовлетворения внутренних потребностей, Британия по-прежнему контролировала большую часть основных месторождений нефти на Ближнем Востоке. Тем не менее то, что мешало американскому лидерству в совместной мировой политической экономике в эти годы, было не столько недостатком экономических ресурсов, сколько отсутствием политической готовности разработать и обеспечить соблюдение правил системы. Британия, несмотря на все свои усилия, была слишком слаба, чтобы делать это эффективно (Kindleberger, 1973). Решающим фактором в возникновении раздора стала американская политика, а не материальные факторы, на которые указывает теория.