После пожара - страница 39
Жалкая попытка, шепчет внутренний голос. Ты лжешь самой себе. Кого ты хочешь защитить – их или себя?
– Верю, Мунбим, – говорит доктор Эрнандес. – Правда, верю. Может быть, поделишься, какими они были на самом деле?
До
Без правил не обойтись. Так говорит отец Джон. Без правил жизнь развалится. Однако мало просто установить правила, надо еще сделать так, чтобы они выполнялись. Можно объяснить, что правила действуют на общее благо, обеспечивают безопасность, и многие – пожалуй даже, большинство – будут следовать им в силу своей добропорядочности и понимания того, как устроено общество. Но этого порой недостаточно, потому что не все люди порядочны, не все готовы думать о других. И хотя подчиняться правилам – хорошо и разумно, таким людям нужен для этого дополнительный стимул, а поскольку нельзя всякий раз поощрять человека за то, что он поступил как должно, приходится действовать наоборот: сделать так, чтобы любое нарушение правил влекло за собой последствия.
Вот как это работает в Легионе Господнем. Центурионов всегда четверо, а вообще за всю историю эту должность занимали шесть человек, так как и звание, и сопутствующие ему обязанности даются пожизненно.
Центурионы не носят специальную форму или знаки отличия, но все и так их знают, и не только потому, что на поясе или за плечом у каждого из них оружие. Новые Братья и Сестры, которые более-менее регулярно пополняли наши ряды еще несколько лет после Чистки, в первую очередь усваивали, что слово отца Джона – закон, а во вторую – что Центурионы за этим проследят.
Я слыхала, как кое-кто (обычно те, кто возмущался по поводу наказания за тот или иной проступок) сравнивал Центурионов с полицией из Внешнего мира. Я видела полицейских только по телевизору, когда нам еще разрешали его смотреть, но, по-моему, это совсем не одно и то же. Центурионы никого не выслеживают, не допрашивают, не пытаются обмануть или подставить, всегда держатся скромно, не стараются выделиться. Но если что-то идет не так, если кто-нибудь сбивается с Истинного пути, хоть на мгновение, они появляются как по волшебству. И вершат Божье правосудие. Так, как его толкует отец Джон, разумеется.
Когда мне было двенадцать, один из моих Братьев, Шанти, побил свою четырехлетнюю дочку Эхо ручкой от метлы, когда увидел, что она сидит на полу в кухне и уже поднесла к губам бутылку с отбеливателем. Поднявшийся шум долетел до самых дальних уголков Базы: сухой треск ударов деревянной ручкой, пронзительные крики Эхо, разъяренные вопли Шанти и отчаянные мольбы его перепуганной жены Лены прекратить, прекратить во имя Всевышнего.
Я видела, как Хорайзен и Беар рванули через двор с винтовками в руках и скрылись в кухне. Крики и вопли сделались еще громче, а затем Центурионы выволокли Шанти во двор и потащили к одному из трех металлических ящиков, что стояли в северо-восточной части Базы. Всю дорогу он выл, лягался и вырывался, но Беар и Хорайзен были неумолимы. Они втолкнули Шанти в ящик, захлопнули дверцу и крепко заперли ее на засовы, а затем поспешили обратно на кухню – проверить, в порядке ли Эхо и Лена. В конце концов обе вышли на залитый утренним солнцем двор – бледные, с пятнами крови на одежде.
Шанти продержали в железном ящике десять дней и ночей. Полбуханки хлеба и два литра воды – это все, что ему полагалось в сутки. Днем, когда солнце нещадно палит над пустыней, металлические контейнеры так раскаляются, что к ним не прикоснуться. После заката, когда жара уходит, они остывают и до самого мая, а то и июня могут даже покрываться инеем.