После завтрака - страница 38
Мы с госпожой Ширин столько лет ездили на Большой остров, но в клубе «Шерефоглу» я оказался впервые. Поэтому, входя в его ворота, что на улице Чанкайя, я немного волновался. Но потом увидел, в каком плачевном состоянии тамошние деревянные здания… Совру, если скажу, что не был разочарован. Когда-то там постелили красные ковры, но теперь они от сырости и пыли приобрели жалкий вид. В коридорах плесенью пахнет. Куда же это годится? Ведь это клуб, в котором состоят представители самых достойных, избранных семейств острова. Госпожа Ширин объяснила мне разницу между клубами «Анатолия» и «Шерефоглу». Члены последнего – из тех семей, что владеют чем-то, что нельзя купить за деньги. Но ковры все равно надо менять время от времени.
Дочка садовника хныкала, завернувшись в занавеску. «Ну-ка, – говорю, – вылезай оттуда, вся в пыли будешь!»
Дети садовника в те поры очень меня боялись. А вот Нур хоть и малютка совсем, а поди ж ты, сколько в ней было достоинства, как гордо она держалась! Взяла дочку садовника за руку, выпутала из тюля. Подошла ко мне и смотрит этак с вызовом. На личике ни тени смущения. Вот тогда я и понял, почему госпожа Ширин думает, что Нур на нее похожа. Мама Нур, бедняжка Сюхейла, была девочкой с волосами цвета меда и широко распахнутыми глазами. Врать, юлить не умела. Не приспособлена она была к жизни, если вам мое мнение интересно. А эта маленькая егоза, подумал я про себя, саму госпожу Ширин за пояс заткнет! Для нее в жизни не будет препятствий, попадать будет точно в яблочко.
– А ну марш домой! Госпожа Ширин с вами поговорит по душам!
Это я так хотел напугать маленькую Нур. Но ее не проведешь! Я и сам тут же вспомнил, как весело госпожа смеялась, когда ей рассказали по телефону о происшествии в клубе. После того как повесила трубку, разумеется. В то время в доме был всего один телефон. Зеленого цвета. Почтовая служба раздавала такие своим абонентам. Мы поставили его напротив кухни, на трюмо у двери в столовую. Рядом стояло мягкое кресло с маленькими колесиками, обтянутое зеленой искусственной кожей того же оттенка, что и телефон. По вечерам госпожа Ширин садилась в это зеленое кресло и звонила своим друзьям и знакомым – очень она любила вести с ними долгие телефонные разговоры. В том же кресле она сидела и тогда, когда рассказывала мне о случившемся. Телефон стоял у нее на коленях. От смеха у госпожи Ширин даже слезы потекли из глаз. А она все смеялась и повторяла: «Ну и девчонка… Вот так девчонка! Ну дает! Садык, иди сюда, я тебе расскажу о последней проделке нашей Нур».
У госпожи Ширин очень красивый смех. Когда она смеется, глаза у нее становятся узкие-узкие, а когда замолкает, чтобы перевести дыхание, они широко открываются, из голубых становятся зелеными и блестят, как сочные виноградины. Ее смех звонкий и переливчатый, словно колокольчики на шеях скачущих по горам козочек. Слыша его, я вспоминаю, как мы с ней бегали вверх по козьим тропкам. Вижу, словно во сне, как пенится вода под каменными мостами. Госпожа обнимает меня. Сердцу тесно в груди, и на душе снова так тепло. Время останавливается.