– Значит, он тоже страшный, – заключил Рагнар, улыбаясь. – Пойдем захватывать Уэссекс, – сказал он, – найдем мне землю, на которой я буду жиреть!
Мы закончили работу, а потом мне пришлось идти в лес, потому что у Элдвульфа вечно кончался уголь, а только уголь давал достаточно жара, чтобы расплавить железо. Кузнец показал воинам Рагнара, как жечь уголь, но лучше всего получалось у нас с Бридой, и мы много времени проводили в лесу. Угольные кучи требуют постоянного внимания: каждая должна гореть не меньше трех дней, и мы с Бридой нередко просиживали рядом с ними ночи напролет, глядя, как струйки дыма поднимаются от папоротника и дерна. Такой жидкий дым создавал обманчивое впечатление, но на самом деле внутри кучи горело жаркое пламя, и нам приходилось разгребать кучи и сыпать в них землю, чтобы погасить огонь.
Если получалось, мы жгли ольху. Элдвульф больше всего ценил это дерево, и наша задача заключалась в том, чтобы не дать запылать ольховым поленьям. Из каждых четырех поленьев, которые мы складывали в кучу, одно приходилось выбрасывать, а остальные превращались в легкий, густо-черный, пачкающийся уголь.
Чтобы пережечь кучу, требовалась неделя. Ольху мы старательно укладывали в широкую яму, в центре оставляли отверстие, куда засыпали уголь от предыдущих розжигов. Затем закрывали все папоротником, обкладывали толстым дерном и поджигали через отверстие в центре. Уголь загорался, мы закрывали отверстие, а после требовалось следить за молчаливым темным огнем. Мы проделывали дырочки в основании ямы, чтобы впустить немного воздуха, но, если ветер менялся, отверстия приходилось закладывать и делать другие.
То была утомительная работа, аппетит у Элдвульфа был просто неуемный, но мне нравилось. Всю ночь в лесу, у теплой кучи, как скедунгенган, к тому же вместе с Бридой, с которой мы стали больше чем просто друзьями.
Она потеряла своего первого ребенка здесь же, у угольной кучи. Она даже не знала, что беременна, но однажды ночью у нее начались острые боли. Я хотел побежать за Сигрид, но Брида мне не позволила. Она сказала, догадывается, что это такое, и я беспомощно наблюдал за ее муками и дрожал от страха в темноте до самого рассвета, когда она родила наконец крошечного мертвого младенца, мальчика. Мы похоронили его вместе с последом, Брида дотащилась до дома, и Сигрид всполошилась – такой у нее был вид.
Напоив Бриду похлебкой из порея и бараньих мозгов, Сигрид велела ей оставаться дома. Должно быть, она подозревала, в чем дело, потому что несколько дней сердилась на меня и сказала Рагнару, что Бриду пора выдавать замуж. Брида и в самом деле вошла в возраст, ей исполнилось тринадцать, а в Сюннигтвайте было несколько молодых воинов, которым требовалась жена. Но Рагнар заявил, что Брида приносит воинам удачу, и захотел, чтобы она ехала с нами в Уэссекс.
– И когда же это? – спросила Сигрид.
– В следующем году, – ответил Рагнар, – или еще через год. Не позже.
– И что тогда?
– Англии больше не будет, – сказал Рагнар. – Она станет нашей.
Последнее королевство из четырех падет, Англия станет Данией, и все мы будем либо датчанами, либо рабами, либо покойниками.
Мы отпраздновали Йоль, и Рагнар Младший победил во всех состязаниях: он дальше всех кидал камни, поборол всех соперников и даже перепил своего отца, упоив того до бесчувствия. Потом наступили темные месяцы, долгая зима, а весной, когда прекратились штормы, Рагнару Младшему пришла пора уезжать. Вечером накануне его отъезда состоялся печальный пир, а на следующее утро он вывел своих воинов из большого зала и ушел с ними по дороге в серое марево. Рагнар провожал сына до самой долины и вернулся в новый зал со слезами на глазах.
