Нельзя быть вдовой ушедшего.
Только женой ушедшего.
С ушедшим не за что ухватиться. Воспоминания утрачивают всякую ценность, ими завладевает предательство. Ты остаешься в одиночестве, винишь себя, пребываешь в растерянности. За тобой наблюдают, тебя судят и иногда, гораздо реже, утешают, но это удается не многим.
С ушедшим надо учиться жить и в конце концов смириться с тем, что никогда о нем не услышишь. На это нужно время, много времени.
Я полагала, что на это, наверное, уйдет вся жизнь. Я ошиблась.
Мой муж, отец троих моих детей, ушел семь лет и несколько недель назад. И я наконец-то заинтересовалась вопросом: что красивого, нежного, веселого меня предположительно ожидает.
Эта ночь, завершившаяся звоном будильника, который ненавидят все, кроме меня, положила конец моей бессоннице последних лет. Помимо всего прочего, он украл у меня мои ночи и мои сны, навязав мне кошмары. Но я отвоевала свои ночи и смогу отныне насладиться покоем.
– Мама?
Я улыбнулась сквозь слезы, услышав за дверью спальни тонкий голосок Мило, моего младшего, который никогда не видел меня по утрам в постели. Ему исполнился год, когда я утратила сон.
– Мило! Замолчи! Мама спит, не нужно ее трогать. Это отличная новость…
Это Улисс, мой старший, мой защитник, мой взрослый шестнадцатилетний мальчик, мужчина в доме, хоть я изо всех сил старалась помешать ему взвалить на себя эту ответственность.
– Мама спит?
В голосе Лу, моей милой дочки, звучало беспокойство – она вообще всегда беспокоится: о своем мире, своих ориентирах, своих братьях и обо мне.
Вот они, мои трое детей, трое моих самых любимых, три мои причины продолжать жить и владеть собой.
– Все в порядке, дети, все в порядке…
– Правда? – спросили они хором.
– Клянусь, просто было трудновато проснуться. Завтракайте без меня, я скоро приду.
Я пришла к ним на кухню и расцеловала их крепче обычного. Мило порадовался горячему поцелую, не копаясь в причинах. Напротив, во взглядах Улисса и Лу загорелся вопрос; их поразило мое лицо, которое, как я себе представляла, выглядело более отдохнувшим. При этом я догадывалась, что потребуется больше одной ночи, чтобы окончательно стереть с него следы напряжения. Они плохо помнили меня нежащейся в постели по утрам, и я вместо ответа широко улыбнулась и подсела к ним. Собака Дус улеглась у моих ног. Я мелкими глоточками пила кофе и любовалась детьми. Глядя на них сейчас, трудно было вообразить, что им пришлось вынести и в каких обстоятельствах они росли. Меня можно упрекнуть в том, что я нахожу своих детей более зрелыми, чем их ровесники. Но мне наплевать на чужое мнение, важно только мое собственное, и я принимаю их раннюю зрелость. Если ты в курсе их истории, то вынужден смириться с реальностью. Они стали взрослыми, оставаясь детьми. Я предпочитала считать их уравновешенными, по крайней мере, так они, по моим наблюдениям, себя вели. Я, конечно, понимала, что они стараются оградить меня от лишних переживаний, но не могла же я все это сочинить, все вообразить. Это было на самом деле. Я смотрела на них сегодня, продолжая удивляться, что мне удалось проспать целую ночь, и не сомневалась, что этого бы не произошло, если бы моим детям было по-прежнему так же плохо. Эта уверенность гнездилась в самой глубине моего существа.
Улисс как будто примирился со сложившейся ситуацией. Теперь у него получалось, пусть и крайне редко, вспоминать своего отца без негодования, без раздражения, без желания крушить все что под руку попадется. В тринадцать лет Лу наконец перестала ждать возвращения своего героя, она больше не кидалась защищать отца, когда старший брат цинично напоминал, что он их бросил. Она израсходовала запасы оправданий, заступаясь за отсутствующего. Что до Мило, моего восьмилетнего младшего, он больше не задавал мне вопросов о нем, не стремился любой ценой познакомиться с отцом, тем отцом, который оставил его, когда ему едва исполнился год, и больше не требовал от меня объяснить необъяснимое.
