Она остановилась и, не оборачиваясь, застыла.
Я прикоснулся к ее волосам, собрал их в своих ладонях. На ощупь они были тяжелые, сегодня гладкие и пахли каким-то неизвестным мне терпким цветком.
– Да, конечно, – выдохнула она. – Но у меня нет заколки…
Мне вдруг показалось, что не она меня старше, а это я ее старше, на целую вечность.
Нет заколки у нее… Господи, как же она одинока… Может, ей и поговорить лишний раз не с кем.
Мне вдруг дико захотелось держать ее всю, целиком, в своих руках.
Я не могу.
Я не могу себе позволить выпустить наружу это наваждение…
Ничего особенного, я же не последняя сволочь, я живой человек, и мне просто стало очень, очень жаль молодую и привлекательную женщину, перенесшую такую трагедию!
Алиса обернулась. Мне передалась ее дрожь.
«Я не могу. Я не могу тебя хоть чем-то обнадеживать… Надоело спать, с кем живешь, – беги, спи с Гришкой. А со мной не получится…»
Я отскочил к столу с аппаратурой и начал искать нужную музыку.
Ну как, ну что мне сейчас сделать?!
Я же не могу ей прямым текстом сказать, что я совсем для нее не вариант, потому что я…
Потому что я гей, да еще и женатый.
– Лисенок, ты чего задумчивая такая сегодня?
Ада любила пить шампанское до, во время еды, между переменой блюд и после. И, конечно, с каждым бокалом она закуривала очередную сигарету.
Да уж, здоровья ей было не занимать!
– Хм, ладно, тебе кажется.
Я полезла в сумочку за противозачаточными, чуть не забыла выпить, блин. Еще мне не хватало дебила какого от профессора родить, я где-то читала, что от старых мужиков часто неполноценные дети получаются…
Так вот я и живу: в одной руке всегда банка с какими-то пилюлями, в другой – сигаретка с ментолом.
– Солнышко, ну я-то тебя хорошо знаю… Влюбилась, что ли?
Черт. Я потянулась за пепельницей и длинным рукавом нового бархатного платья задела тонконогий фужер с водой. Он опрокинулся, но хорошо хоть не разбился – ресторан был дорогой, Ада пригласила.
– Да нет, какое там… что ты! Влюбленность, она требует продолжения и, само собой, должна перетекать в физическую близость, а куда мне-то, творению Франкенштейна?! Спать со мной имеет право только мой создатель…
У меня была милая привычка вот так запросто говорить о тяжелых для меня вещах. Но только с сестрой.
– Ну, ну… Началось опять!
Сестра нежно посмотрела на меня.
– Лисенок, ты безупречна! Вон как на тебя мужики пялятся!
– Угу. Пусть пялятся, они и на тебя пялятся…
В ответ Ада снисходительно и самодовольно разулыбалась.
– Но здравый смысл в твоих словах все же есть. Мужчины и должны на нас пялиться. Флирт – это прекрасно, это святое дело для поддержания себя в тонусе, а серьезный роман – это тебе ни к чему. Профэ-э-эссора обижать нельзя!
Вот оно как! Ха!
Конечно, нельзя. Как бы сестра меня ни жалела и ни любила, мои отношения с ним были для нее более чем выгодны: типа пристроила проблемную родственницу, а самой спать стало куда спокойней. Я все это прекрасно понимала, но чувство безмерной благодарности к ней от осознания этого факта у меня до сих пор нисколько не уменьшилось.
Аде было сорок с маленьким хвостиком.
И подавляющему большинству «наших» клубных баб – тоже за сорок. Но ей, никогда и ничем не занимавшейся для поддержания формы тела, каким-то сверхъестественным образом до сих пор удавалось выглядеть просто сногсшибательно!
Ада была очень худой, но не противно костлявой, а такой, что называется, «во французском стиле»: особенный шарм острых коленок и локтей, небольшой, но заметной груди и красивой осиной талии. У нее даже целлюлита до сих пор почти что не было, уж я-то точно знаю!
