– Что это за херня еще, глютеопластика?
А я ведь давно поняла, не дура…
Опять он кружит вокруг этой темы.
Вот он, мой откуп!
Опять напоминает, что ждет меня не за горами очередная операция.
Разве смеет кто-то делать то, чего еще не умеет великий Николай Валерьевич?!
Лады, профессор, куда ж я денусь…
Николай Валерьевич как будто на ходу впрыгнул в мои мысли и зачастил, зачастил, будто оловянными горошинами в меня кидался:
– Хорошая штука, но у нас ее здесь никто толком не делает! Наговицын пытался было работать на имплантах, да расчертил дамочку неправильно, у нее потом отторжение пошло, чуть не до суда дело докатилось. Но бразильцы по-другому делают, на нитях, по типу «золотых», как в лицо, только толщина другая. Ну, это то, что ты мне пыталась сказать…
– Да, знаю я. Слышала. Показания?
– Да любые, по сути… Девочка моя, идеальная задница только в двадцать лет бывает, да и то не у всех. Ты вот мучаешь себя, истязаешь в этом фитнес-клубе, а тут результат – сразу, и с ним ты сможешь прожить еще долгие годы. В общем, я кое-что рассчитаю и к марту месяцу…
– Период восстановления?
– Я говорил уже, месяц. Сидеть только какое-то время нельзя будет, – слегка виновато подытожил профессор свой, и без моего формального согласия уже готовый, план.
– Понятно…
Понятно мне, что уже второй час ночи и, когда я наконец доберусь до компа, чтобы внимательно прослушать песню Платона, он ничего мне не ответит.
Поздно уже, а ему завтра на работу рано вставать.
За те месяцы, что оставались до Кипра, наши с Алисой ментальные оболочки стремительно приближались друг к другу.
В нашем общем мешке с мишурой из пустых слов, штампованных, дежурных фраз то и дело проглядывало что-то такое маленькое, пестрое, острое, что-то такое только наше, одно на двоих, что местами мне начинало казаться, она мой близнец.
Иначе чем еще можно объяснить то, что я только подумал, а она уже сказала именно то, о чем я подумал?
Или сказал я, а она в ответ посмотрела на меня так, будто земля в этот миг остановилась.
Я всегда считал, что слова – это самый важный способ коммуникации.
Слова – это все.
Ими можно объяснить заблудившемуся, как проехать до нужного места, можно растолковать человеку, какое точно действие должна совершить его рука или нога, можно похвалить или отругать ребенка, поздравить с праздником тещу, успокоить жену, поругаться с родителями, попросить денег в долг, спеть, соврать, ругнуться матом, высказать обиду, прочитать сказку, с их помощью можно купить сигарет или машину, льстить, добиваться секса, но…
Есть что-то, что можно делать и без них.
И я даже не хочу знать, как называется это «что-то».
А вдруг я назову, а оно возьмет, обидится да и исчезнет навсегда из нашего мешка?
Теперь я уже даже и не представлял свою жизнь без Алисы.
И это было тем более удивительно, если учесть, что по факту у нас ничего тако-о-го, того, чего жадно желали обсудить насмешливые рты по закоулкам клуба, не происходило.
Никаких намеков с ее стороны, никаких конкретных действий с моей.
И все же, как ни обманывай себя, у меня была с ней связь.
Что же лежало в ее основе – я об этом боялся даже и думать.
Мистика, пепел прошлых воплощений, усталость от одиночества – все это можно было обозначить как угодно.
И вместе с тем – ничего конкретного.
Хотя…
Когда воздух вокруг тебя сгущается, другие моментально это улавливают.
«Ты чего задумался? Ты чего какой-то не такой? Случилось что? Ты вообще меня слышишь?!»
