А здесь, в этой цепкой птичьей лапке, все не выпускающей мою ладонь, кипит сейчас примитивная драма.
Нет, он не думает, что я не вернусь и лишу его навсегда нехитрых стариковских радостей!
Профессор прекрасно знает, насколько я на самом деле практична, при всех моих странностях.
Он боится того, что я вернусь другой.
И его, практика и аналитика, больше всего пугает неизвестность.
А я только этого и хочу.
Может, я там, подышав другим воздухом, напитав себя энергетикой других людей, что-то вспомню про себя, ну, про то, какой я была когда-то?
Может, где-то там мой смех станет искренним и хоть чуточку счастливым?
И даже если меня постигнет разочарование, то это все равно большой плюс.
Тогда я смирюсь.
С этой своей ролью.
Красивая холодная женщина без возраста – и ее холеный старый сожитель.
Поилец и кормилец.
Царь и бог.
Буду служить ему тогда столько, сколько отмерено.
И нехрен будет тогда выеживаться.
Я просто хочу понять, до конца ли я утратила способность замечать вокруг еще что-то, кроме собственного несчастья…
Сжатая, как пружина, погруженная исключительно в свои раздумья, так и не поддержав ни одну из тем, предложенных словоохотливым таксистом, я доехала до аэропорта.
Быстро нашла возле стоек регистрации яркую толпу из нашего бабья и мальчиков.
«Здрасьте-здрасьте».
Все. Обрыв диалога.
Все они смотрели на меня так, будто еле-еле сдерживали себя, чтобы не спросить: «Ну, а тебя-то чего с нами понесло?»
Да вот и я про то же!
Я тут одна, а тетки почти все по парам, «шерочка с машерочкой».
Ну ничего так, некоторые, видно, с вечера еще собирались: прически там, то да се. Чемоданы в тон одежде, от обилия золота и камней на их пальцах мне стало даже неудобно перед другими улетавшими пассажирами.
Я никогда не понимала: зачем в долгую дорогу надевать высокие каблуки?!
Ну а чего? Они-то везде – как на праздник.
Мальчики наши по сравнению с этим блеском выглядели и безвкусно, и бедно.
Но у них был главный и безусловный козырь – молодость.
Платон пришел одним из последних.
Даже чисто внешне он был явно «не из этой оперы».
Скромное серое пальто, красивого цвета джинсы, хорошего качества ботинки – все простенько, но со вкусом, ничего лишнего, никакого ненужного самоутверждения за счет кричащих лейблов на паленой одежде, как у большинства других ребят.
Конечно, от меня не укрылось и то, что не я одна одобряю Платона.
Тетки то и дело обращались к нему с какими-то дурацкими вопросами, пытаясь затолкать его в самую свою кучу, но он, вежливо отбиваясь, упрямо плелся в конце.
Я шла последней.
Когда мне было неловко перегрузить чемодан на ленту или собрать весь свой многочисленный хлам из контейнера для досмотра личных вещей, Платон всегда оказывался рядом, чтобы помочь.
Жалко ему, наверное, меня.
Он же понимает, что никому тут нет дела до того, что я так до сих пор так и не обзавелась среди всего этого бабья подружкой-хохотушкой, и что всем по большому счету по фигу на мою обособленность!
Я выдохнула только тогда, когда самолет набрал высоту.
Жизнь, оказывается, во многом очень просто устроена: я поставила себе конкретную цель – и все получилось.
Впервые со дня гибели родителей я четко и ясно сформулировала для себя то действие, которое хочу воплотить в жизнь, – и получилось!
Что бы ни принесла мне эта поездка в дальнейшем, сейчас я, впервые за долгое время, чувствую настоящую, искреннюю радость!
Теперь дело осталось за малым. Сделать так, чтобы ничто, НИЧТО не посмело ее омрачить!
